Маргит Сандему - Преисподняя

— Но вы не можете сжечь ее! — в сердцах воскликнул Клаус.

— Она чертовски красива, не спорю. Но это как раз и хуже всего.

Клаус весь сник и застонал.

Они заехали в лес. С победоносным видом солдат шагнул мимо Суль и стал, широко раздвинув ноги, прямо против болота.

«Место подходящее», — подумала Суль, все это время сохранявшая хладнокровие.

Неожиданно она издала пронзительный крик, напоминающий крик пикирующей хищной птицы. Одновременно с этим она схватила с пола кареты железный скребок и ударила его острой частью в бедро лошади. Конь припал на задние ноги и с силой рванулся вперед. Потеряв равновесие, солдат свалился прямо в болото. А конь несся в диком галопе через лес, так что Клаусу и Суль вдвоем приходилось удерживать его. В довершение всего Клаус свалился с козел.

— Вы с ума сошли, — прошептал он, когда лошадь немного успокоилась. — Что, по-вашему, скажет на это пристав?

— Что, по-твоему, он скажет, если я приеду к нему? — стиснув зубы, ответила Суль. — Он отправит меня на костер, предварительно помучив.

— Нет! Нет, он этого не сделает! Я видел, как они обращаются с ведьмами! Это ужасно!

Конь перешел на шаг.

— Ну вот, мы и приехали, — сказала Суль, забирая с собой письмо к приставу, которое валялось на полу. — Я останусь здесь, а ты можешь ехать домой, в свою конюшню.

— Нет, я не могу приехать туда без арестанта, вы сами хорошо это понимаете! Я останусь с вами.

— Тогда пошли скорее, а то кто-нибудь нас увидит.

— А как же лошадь и карета?

— Мы не сможем забрать карету, а распрягать коня нет времени. Не знаю, как там дела у солдата, может, он бежит за нами по пятам.

— Нет, не бежит, — мрачно ответил Клаус, слезая с козел. — Ему больше никогда не придется бегать.

— Тогда пошли, — нетерпеливо произнесла Суль. Ее совершенно не беспокоила судьба солдата.

Клаус шлепнул коня по шее.

— Домой! — ласково сказал он животному. — Домой, во двор!

С громыхающей сзади каретой конь помчался по лесу. Стук его копыт еще долго доносился до них.

Сами же они свернули с дороги и направились в глубокое, заросшее мхом ущелье. Сначала они бежали изо всех сил, потом пошли помедленнее.

— Где мы находимся? — остановившись и едва переводя дух, спросила Суль. Они стояли на холме, и вокруг были леса, одни леса. Далеко на юге поблескивала поверхность воды — фьорд Осло.

— Не знаю, — ответил Клаус, тяжело и хрипло дыша. — Во всяком случае, к северу от крепости Акерсхюс.

Поразмыслив, Суль сориентировалась. Она незаметно оглядела Клауса. Простой и неуклюжий. Но она могла понять себя в четырнадцать лет. Он привлекал ее своим мощным сложением, ясным выражением лица и несомненной мужской потенцией. Она тихонько рассмеялась.

— Да, Клаус, старый друг, это в самом деле неожиданная встреча.

Вид у него был несколько сконфуженный.

— С вами случилось несчастье, фрекен. Скажите мне, вы ведь не ведьма?

— А кто же я, по-твоему?

Клаус опустил глаза.

— Ты моя девушка, — тихо сказал он.

— Это ты верно заметил, — с неожиданной мягкостью сказала она. — Так что же мы предпримем?

Клаусу не так-то легко было строить всякие запутанные планы. Он ковырял в песке носком башмака и молчал.

— Мне нельзя ехать домой, в Линде-аллее, — сказала Суль. — Власти еще не знают моего имени, и я должна обезопасить свою семью. И я не могу вернуться в Осло. Они снова схватят меня, они узнают меня по глазам.

— А я не могу вернуться домой, в конюшню пристава, — сказал Клаус. — Да я и не хочу. Мне там было несладко.

Суль заметила на его лице шрамы от ударов кнутом.

— Единственное место, где мне было хорошо, это Гростенсхольм, — мечтательно произнес он. — Вот туда бы мне вернуться!

— Не мечтай. Я узнала, что тебя выслали оттуда, чтобы разлучить нас.

На высокой сосне, стоящей на открытом месте, закричал коршун. Суль посмотрела наверх.

— Но это им не удалось, — продолжала она. — Мы все-таки были близки с тобой в тот раз…

Клаус судорожно вздохнул, вспоминая это.

— С тех пор я знал лишь одну тоску, — сказал он, — и теперь я снова чувствую ее.

— Но, дорогой мой, разве у тебя не было других девушек?

— Были. Но они ничего для меня не значили, эти тупые коровы!

Суль была польщена.

— Ладно. Куда же мы пойдем?

Клаус посмотрел на небо.

— Я думаю…

«Он думает!..». — усмехнулась про себя Суль, но вслух ничего не сказала.

— …что мы должны пойти ко мне домой.

— В конюшню пристава? Это было бы глупее всего!

— Нет, нет, мы пойдем домой!

«А ведь Клаус должен быть родом из этих мест», — подумала Суль. Она всегда воспринимала его как пришельца, выросшего на заколдованной болотной кочке и теперь слоняющегося среди людей.

— А что скажет на это твоя семья?

— У меня нет семьи.

Суль просияла.

— Так чего же мы ждем? Это близко?

— Совсем рядом.

Это и вправду было «рядом». И уже к вечеру они добрались до убогого домишки, стоящего на вершине заросшего лесом холма. Суль поинтересовалась, как называется этот хутор, но Клаус и сам не знал. Он называл свой дом просто «местом». Суль поняла только, что они находились севернее Осло и Линде-аллее — и довольно далеко от них.

Однако деревянный домик был крепким, и они сразу принялись наводить там порядок, затопили печь. А ночью Клаус пережил наяву свою мечту: он лежал и объятиях Суль. И тайком плакал от счастья.

А Суль? Она немного позабавилась. Клаус был влюблен в нее совершенно бескорыстно, ничего не прося взамен, принимая ее такой, как она была — и к тому же он был физически крепок и складен. Если и был на земле мужчина, любивший Суль такой, как она есть, так это именно Клаус. Или его тоже привлекала ее внешняя красота? Нет, она не сомневалась в его чувствах. Во всяком случае, он подходил ей как мужчина, да у нее и не было выбора — ведь она теперь не смела нигде показываться.

На какой-то миг она снова почувствовала тоску по тому мужчине, которого видела в трактире, о котором мечтала как о любовнике. И Суль была твердо уверена в том, что когда-нибудь снова увидит его.

Дома в Линде-аллее ничего не знали о том, что случилось с Суль. Просто она внезапно исчезла из нового дома в Осло. Служанка сказала, что она пошла за покупками, а потом не вернулась домой.

— Суль есть Суль, — сказал Тенгель с притворной веселостью, видя, что все вокруг не на шутку обеспокоены. — Просто ей вдруг захотелось поехать куда-нибудь…

— Не исключено, — сказал Даг, пришедший вместе с матерью и Якобом Скилле. — Это на нее похоже.

Лив тайком посматривала на Дага: она явно оправилась от пережитого. Но еще не до конца — в глубине души она все еще чувствовала вину, мысль о который вдолбили в нее Лаурентс и его мать. Неудачный брак всегда воспринимается как крушение — даже невиновной стороной. Будучи самой религиозной в семье, Лив тяжело переносила происшедшее, хотя теперь уже могла смеяться.