Маргит Сандему - Скандал

Он грустно улыбнулся и прошептал:

– Я думаю, что мы очень, очень любим друг друга.

– Да, – тихо откликнулась Тула. «И более того, – добавила она про себя. – Гораздо более. Пока у меня есть ты, я могу быть обычным человеком».

– Останься со мной, Томас! – отчаянно взмолилась она.

Он погладил ее щеку. Тула, единственная женщина, которую он когда-либо любил, и о которой так мало знал!

Полицмейстер и Коль боялись, что санитары попытаются остановить их на подъезде к Нуртэлье. Магдалене не следовало бы ехать прямо в дом к дедушке и рассказывать о зловещем приюте.

Но всадники больше не показывались. Очевидно, они поверили полицмейстеру на слово – что у Кристера расстроился живот и он остался поблизости от «Милосердия». Похоже, теперь они рыскают в окрестностях лечебницы. В поисках Кристера и девочки.

Туда им и дорога.

Когда повозка вкатила на двор Молина, уже почти стемнело. Однако, несмотря на поздний час, целая делегация встречающих высыпала на крыльцо, чтобы узнать новости. Когда из повозки показалась маленькая Магдалена, слуги встретили ее громом аплодисментов, а Молин был так ошеломлен, что пришлось принести ему стул. Да и все остальные украдкой утирали слезы.

Конечно, все ужаснулись состоянию девочки! Расторопные слуги внесли ее в дом, наполнили теплой водой ванну, и Анна-Мария с помощью горничной принялись отмывать бедную малышку.

Когда прошла первая робость, Магдалена стала открыто наслаждаться теплой водой. Прямо как бархат, думала она, пока два женщины тщательно прополаскивали ее волосы. Лучше не бывает и в царствии небесном.

– Придется срезать самые спутанные пряди, – нерешительно сказала Анна-Мария.

– Режьте, – беззаботно промурлыкала Магдалена.

– Постараемся как можно осторожнее. Чтобы не было заметно. А потом тебя посмотрит Хейке.

Магдалена покраснела. Она уже видела это огромное чудище с добрыми глазами.

Анна-Мария поняла ее замешательство и торопливо добавила:

– Мы нашли для тебя чистую одежду. Собрали где что можно. Завтра твой дедушка обещал купить новую.

– Спасибо, – еле слышно пробормотала она.

– А потом будет роскошный ужин в большой столовой. Все хотят поговорить с тобой.

Магдалена закрыла глаза и глубоко вздохнула. Столько всего произошло за последнее время. И все перемены такие приятные…

Через несколько мгновений перепуганным женщинам пришлось будить ее, иначе бы она закончила свои дни под водой. Слишком уж Магдалена блаженствовала.

Человек с пугающим лицом с ног до головы натер ее какой-то мазью – вовсе не такой противной, как она ожидала. Наоборот, она приятно охладила ее израненную кожу и уняла зуд. К тому же, одежда после нее совершенно не липла к телу.

Одежда… Теперь она была красиво одета в хлопчатобумажное платье в мелкий цветочек, волосы почти высохли, а тело благоухало чистотой и свежестью – и духами, которые одолжила ей Анна-Мария, резонно рассудив, что после вонючего свинарника, в котором пришлось обитать бедной крошке, капелька духов ей не повредит. И одно сознание того, что с лохмотьями покончено, вызывало на губах девочки блаженную улыбку.

Она сидела за изысканно сервированным столом, среди серебра, хрусталя, фарфора и цветочных ваз, ела малюсенькими порциями, а вокруг сидели исключительно доброжелательные, милые люди. В ногах у нее пристроился Саша.

«Мне следовало бы помнить, что это сон, – подумала она. – Но нет, я чувствую себя абсолютно проснувшейся и бесстыдно наслаждаюсь этим!

По другую сторону стола сидит Кристер… Свечи отражаются в его счастливых глазах. Он вновь и вновь смотрит на меня и ободряюще улыбается. И так легко и приятно улыбаться ему в ответ».

Когда с десертом было покончено, Молин дал знак всем собраться в одном из салонов. Здесь был и Томас, отец Кристера, с которым она однажды давным-давно познакомилась на курорте Рамлеса, но не смогла поговорить, ибо вмешался дядя Юлиус. Он сидел, откинувшись, в удобном кресле, и все суетились вокруг него, в том числе и мать Кристера, которую Магдалена немножко побаивалась. Ну разве может молодая девушка быть матерью такого взрослого мужчины? А ее глаза…? Этот цвет! Почти такой же мистический, как у великана Хейке. Тула – так ее звали – производила впечатление человека, с трудом вписывающегося в условности жизни. Она, разумеется, мила, но чувствуется, что очень своенравна. И словно находится где-то не здесь.

Магдалена была слегка шокирована, осознав, что под словом «здесь» подразумевала не это собрание, а «этот мир».

Что за ужасная мысль!

Внезапно безобидной болтовне за столом пришел конец, и мысли Магдалены потекли в другом направлении.

Тон задал полицмейстер:

– Магдалена, прости нас, что уже в первый вечер набрасываемся на тебя с расспросами, не дав толком отдохнуть. Но понимаешь, дело не терпит отлагательств. Мы должны арестовать доктора Берга, пока он не заподозрил неладное. А для этого нужно четко сформулировать обвинения. Скоро ему сообщат о твоем побеге. Сюда спешат твои родители и кузина, но нам неизвестно, где именно они сейчас. Поэтому во-первых: должна быть причина, почему тебя заточили в приют. Они никогда не называли ее?

Магдалена поискала глазами спасительный взгляд Кристера, а найдя, успокоилась и собралась с духом.

– Нет, – жалобно произнесла она, ибо даже энергичное кивание Кристера не могло настолько мобилизовать ее внутреннюю силу. – Доктор Берг и дядя Юлиус были единственными, кто что-то говорил. Сначала, что я больна, а потом, что я слабоумная и нуждаюсь в лечении.

– А твои родители ничего такого не говорили?

– Только, что я ем очень мало.

– И тебя засадили в этот приют? – с негодованием изрекла Тула. – Где кормят ровно столько, чтобы не умереть с голоду! Ну и логика!

– Я знал Магдалену все первые тринадцать лет ее жизни, – сказал Молин. – И всегда думал, что она необыкновенно смышленая девочка. Если она слабоумна, то и мы все тоже.

Она подняла голову.

– Началось с того, что… врач на курорте Рамлеса утверждал, что я больна. Больна и нервна. Что у меня какой-то телесный недуг. И только потом стал называть меня сумасшедшей.

– Погоди-ка, – сказал ей Кристер. – Когда мы повстречались три года назад… Разве ты не говорила, что доктор отказывается слушать о твоих кошмарных снах?

Хейке быстро поднял голову.

– Кошмарных снах?

Магдалена закрыла глаза ладонью.

– Я бы не хотела о них рассказывать.

– А доктору Бергу хотела? Но тебе не позволили?

– Нет, дело не в этом, – тихо произнесла Магдалена и отняла руку от лица. Она была такой маленькой и беспомощной, сидя в центре всеобщего внимания в простом цветастом платьице и с шелковой ленточкой в наполовину высохших волосах. – Я никогда не могла рассказать о снах. Потому что я их не знаю.