Маргит Сандему - Томление

Суннива перестала плакать. Невинное лицо девушки с беспомощным взглядом выражало теперь только удивление, но также и проблеск надежды.

— Я понимаю, что ты чувствуешь себя иногда одинокой, — продолжала Силье. — Ты ведь осталась без отца и матери. Но ты должна помнить, что все тебя любят, — и в усадьбе, и в Линде-аллее, и заботятся о тебе, видя твою беззащитность.

На лице девушки появилась робкая улыбка.

Суннива была слишком уж нежным созданием. Она не умела противостоять жизненным обстоятельствам. Она постоянно нуждалась в заботе, но сама мало что могла дать другим. В ее красивом лице не было и тени от силы воли ее матери, Суль. Силье всегда видела в Сунниве свойства ее отца, Хемминга, и дочь, к тому же, унаследовала многие черты его характера. Это стремление всегда бежать прочь от любых трудностей, жить за счет других и пользоваться чужой милостью. Особенно Суннива льнула к рослой и крепкой Ирье. Именно Ирья выполняла различные тяжелые обязанности по дому, освобождая от них Сунниву.

Но с другой стороны, Суннива была так очаровательна в своей слабости, она никому не причиняла зла и всегда как будто извинялась перед другими.

Силье похлопала девушку по плечу.

— Что же касается Таральда…

Девушка покраснела.

— Что касается Таральда, то вы должны оставаться только друзьями, помни это. Конечно, вы можете взяться за руки и иногда даже поцеловаться. Но не более того. Ничего больше, помни это!

Казалось, что Суннива была поражена откровенностью бабушки.

— Но мы никогда и не думали ни о чем! Мы просто хотим пожениться.

На миг Силье потеряла дар речи. Неужели она так плохо знала эту девушку?

— Даже речи не может быть об этом! — отрезала она и теперь была согласна с Тенгелем. — Иначе вам придется расстаться навсегда.

— О нет! — воскликнула Суннива порывисто.

— И все же вам придется расстаться, чтобы не случилось еще чего похуже.

— Нет, бабушка, будьте же добры ко мне. Вы не знаете, что такое любить другого!

Силье едва удержалась от очередного выпада. Ей хотелось сохранить серьезность, и она продолжала:

— Обещай мне только одно: вы никогда не переступите границы в вашем общении! Слышишь: никогда!

— Конечно же, бабушка, это пообещать несложно.

Вечером Силье пересказала Тенгелю разговор с Суннивой. Он поджал губы и насупился.

— Суннива сама не понимает, что она говорит. Я обязательно должен серьезно обсудить все с Таральдом.

— Пожалуйста, сделай это. Меня очень они тревожат, и сегодня я поняла, что не сумею уследить за ними. Тенгель, ты не думал о том, как повторяется история? Лив и Даг выросли вместе, как двоюродные брат и сестра. И они полюбили друг друга. Но для них все сложилось благополучно, потому что Даг из другого рода. И вот теперь в нашем доме выросли вместе Таральд и Суннива — настал их черед. Похоже в нашем доме благоприятное место для влюбленных!

— Возможно, но на этот раз дело не пойдет на лад. Я обязательно поговорю с Таральдом. И с Дагом тоже, — он должен сказать свое слово.

— Вот и прекрасно. А я возьму на себя Лив.

Ирья лежала в постели у себя дома, в Эйкебю, и пыталась заглушить рыдания. Она удерживала всхлипывания, стараясь не привлекать внимание домочадцев. Она все глотала и глотала слезы, чтобы не разбудить других, которые спали тут же, в широкой семейной постели.

Братья Ирьи лежали на другой кровати, а на третьей — родители с малышами. И в том же помещении располагались семейные пары с детьми в придачу. Все это были ее дядюшки и тетушки, а также старшие сестры и братья. Некоторые из этих пар занимались любовью, и Ирья старалась не прислушиваться к тому, что там происходит, ибо она терпеть не могла всех этих близких отношений. Но не слышать совсем было невозможно. И худшее было в том, что любовью продолжали заниматься и родители всего этого многочисленного семейства. Мать постоянно молилась о том, чтобы ее миновали новые дети, а отец в нетерпении обрывал ее.

Ирья продолжала всхлипывать. Обычно она старалась найти грехи прежде всего в себе самой, не осуждая других, но сегодня ее силы истощились. Все происходящее тяжелым грузом давило на сердце, и она обреченно думала о будущем.

Таральд…

Нет, ей не следует думать о нем, все равно это напрасно и непозволительно, и он никогда не будет с ней вместе. Он уже сделал свой выбор, а ее удел — заботиться о престарелых родителях и оставаться девственницей на всю жизнь. И это доброе деяние, она должна быть благодарна за посылаемую ей милость.

Но почему же ее чувства так бунтуют против назначенной ей судьбы? Перестанет ли когда-нибудь ее сердце сжиматься при мысли о будущем?

Впереди долгая жизнь…

Тенгель так и не успел поговорить с Таральдом, а женщины — между собой. Ибо произошло два важных события, одно за другим.

Юный граф Страленхельм и его супруга пожаловали в усадьбу, чтобы увезти с собой Сесилию.

Лив всхлипывала и утирала слезы, прощаясь с дочерью на ступеньках Гростенсхольма. Даг слабым голосом повторял свои бесчисленные наставления, а Шарлотту просто распирало от гордости. Подумать только — ее внучка будет на службе у короля! Разумеется, она будет ухаживать не за законными королевскими детьми, наследниками престола, но все же! Дети от Кирстен Мунк были все равно королевскими и признаны Его величеством. А также и всеми остальными. Это были две маленькие девочки, но возможно, и еще один мальчик… Шарлотта не была уверена в точности, так как один из детей умер.

Она не могла никак выпустить Сесилию из своих объятий. Слезы текли по ее лицу, но она улыбалась от счастья.

Да, это была поистине радость!

Но вот графская свита исчезла за поворотом, миновав церковь. Домочадцы продолжали махать Сесилии, пока кортеж и вовсе не скрылся из виду.

Силье видела уезжающих из своего окна в Линде-аллее. Сесилия навестила ее накануне, чтобы попрощаться.

Милая Сесилия. Она не так ослепительно красива, как многие женщины из рода Людей Льда, но превосходила, пожалуй, их всех своим обаянием и умом.

Силье подумала, что она будет скучать по своей бесподобной внучке.

А три дня спустя, когда все обитатели Гростенсхольма собрались за обедом, включая и Силье, у которой нога стала получше, Тенгель получил послание от местного священника. Он сразу же собрался в дорогу.

— Тебя зовет священник? — сказала Шарлотта. — По-моему, раньше он делал это с неудовольствием.

— Раньше он не болел, — резко ответил Даг.

Никто в деревне больше уже не страшился внешности Тенгеля. Его широкие крепкие плечи, казалось, воплощали собой защиту от всяких болезней и напастей. Между тем священник, блюдя духовную чистоту, держался от Тенгеля на расстоянии. Ведь Тенгель не принадлежал к усердным прихожанам.