Маргит Сандему - Ущелье дьявола

С Арвом Грипом все было по-другому. Он был зрелым, приветливым человеком без особых страстей. Гунилла не заглядывала далеко в будущее, она думала о настоящем. У господина Грипа она будет в безопасности.

Но это было не так!

Она встала.

— Простите меня, господин Грип! Я чуть было не сказала «да» на ваше любезное предложение. Но я стала бы избегать вас, а вы этого не заслуживаете.

— Нет, посиди со мной! Давай поговорим об этом! Я беспокоюсь за тебя, Гунилла! Боюсь, ты со временем будешь раскаиваться в этом, когда встретишь того, с кем действительно захочешь разделить свою жизнь.

«О, Эрланд, Эрланд, красавец Эрланд, с которым я играла в детстве и которого я теперь так боюсь! Он стал таким чужим, таким мужественным, таким опасным! И он разжигает… как это называется?.. он разжигает во мне злые страсти».

И снова тошнота подступила к ее горлу.

— Я никогда не стану в этом раскаиваться, — торопливо ответила она.

Арв вздохнул, чувствуя, что между ними нет полной откровенности.

— Ты и в самом деле думаешь, что будешь со мной счастлива, Гунилла?

«Прости меня, Эрланд, прости меня! Но я не могу поступить иначе?»

— Я знаю, что буду счастлива с вами. У вас есть терпение, а это важно. Он долго размышлял.

— Да, — наконец сказал он. — Я терпелив. Значит, Гунилла, мы договорились. Мы объявим помолвку на третий день Рождества, нам не стоит терять время.

— Меня это радует, — сказала она, шмыгнув носом, явно заразившись от него.

Арв протянул к ней руки и обнял ее — как добрый дядя обнимает маленькую девочку. И Гунилла плакала, ища у него защиту и утешение.

Гунилла легла спать с температурой. Ей хотелось послать известие Эрланду, она чувствовала, что он заслуживает того, чтобы она объявила ему о своем решении, но у нее не было возможности сделать это.

Никто ничего не говорил Эрланду. Никто в деревне не осмеливался это сделать. А в церковь, где оглашали имена вступавших в брак, он не ходил, считая религию делом частным, касающимся только его самого и Бога, не вмешивая в это священника. После того как Гунилла убежала от него в лесу, он отправился к себе на хутор и стал приводить все в порядок. Он надеялся, что она придет к нему — по доброй воле. Разумеется, он ничего не знал о катастрофическом поступке Карла.

Оказалось, что Карл довольно серьезно ранен. И больше всего пострадал его престиж хозяина. Он был совершенно уничтожен тем, что Эбба осмелилась дать ему сдачи — и он предпочел вести себя по-другому. Теперь он был мягким, сговорчивым, благородным и понятливым, как сам Иисус. (Он не осмеливался больше применять силу, ведь Эбба могла в любой момент наброситься на него, эта сумасбродка!)

Поэтому он лежал в постели и проповедовал равнодушной к его словам Эббе, какие страшные кары ожидают ее в преисподней за то, что она избила его! Но ему пришлось также молить Господа о том, чтобы она не была настолько глупой, чтобы не понимать, как плохо она поступила. И рисовал самому себе картины, в которых небесные ангелы являются к невинно избиенному Карлу Кнапахульту и забирают его с собой — одного из избранников Господа, — чтобы усадить его рядом с троном Всевышнего. Ведь его смертный час был близок, он это чувствовал…

Он искоса посматривал на Эббу, но та оставалась до обидного равнодушной.

Карл брюзжал и жаловался до тех пор, пока ему самому это не надоело. После чего он утешился мыслью о том, что небесной кары здесь явно недостаточно для такой закоренелой грешницы, как Эбба, что кесарю надо отдать кесарево, и что он, как только встанет на ноги, должен сообщить о ее поведении ленсману. Это его долг, как бы ни было ему тяжело на это решиться. Она покушалась на жизнь своего невинного мужа!

— Только попробуй это сделать! — пригрозила ему Эбба.

Все еще пытаясь сохранить тон покладистого мужа, он сказал:

— Я имею право наказывать тебя. Мой долг выбить из тебя порок — наследие, получаемое всеми женщинами от Евы. И теперь я убедился в том, что был прав. Ты занималась развратом почти на глазах у меня. Порядочному мужчине тяжело видеть свою жену в роли непотребной женщины.

Последние слова он процедил сквозь зубы, не осмеливаясь дать волю гневу.

— И что же, по-твоему, плохого в том, что мне хотелось немного нежности и любви?

Карл презрительно фыркнул, услышав эти вздорные слова.

— Ленсман должен узнать об этом, — сказал он, высовывая из-под одеяла свои опухшие руки. — Он посадит тебя в тюрьму за то, что ты натворила!

— Иди, жалуйся! — сказала Эбба. — Мне тоже есть, что сообщить ему. О мошенничестве с деньгами богатых женщин в те времена, когда мы переезжали с места на место и выставляли себя на посмешище. И я, к примеру, могу рассказать ему о том, как ты набросился на Гуниллу. Как ты порол ее все эти годы! Да, я не стану выбирать выражения, ты же знаешь. Ленсману будет, что послушать!

Забыв о своей покладистости, он чуть не вскочил с постели.

— Я только выполнял мой долг, как тебе известно, и Бог тому свидетель. Тогда как ты, женщина, избивала меня безжалостно, и я теперь умираю, и в этом твоя вина!

Однако о ленсмане он больше не заикался.

Теперь он просто лежал и ныл. И никто так незаслуженно не страдал, как Карл Кнапахульт.

Взаимопонимание между Арвом и Гуниллой росло. Тон их общения был настолько мягок, что к ней постепенно вернулся покой. Впрочем, она часто печально сидела у окна, тепло одетая и закутанная в плед, опасаясь сквозняков. Думая об Эрланде, который так и не получил от нее известий, она чувствовала себя изменницей. Тем не менее, она никого не посылала к нему.

И только за день до свадьбы, когда Эбба пришла навестить свою дочь, она решилась, наконец, высказать свою просьбу.

Эбба сразу все поняла и обещала сходить к Эрланду. Видя, что дочь переживает трудности, она согласилась объяснить ему все сама.

Впервые за долгое время мать и дочь почувствовали общность, которой раньше между ними не было, начиная с детских лет Гуниллы. И обеим это было по душе.

Собственно, никто не понимал безграничной любви Эббы к своей дочери, потому что она была не из тех, кто кричит об этом на каждом шагу. Но если бы кто-нибудь посмотрел в глаза Эббы, когда она расчесывала волосы дочери или когда Карл слишком жестоко обращался с девочкой, то сразу бы все понял. И теперь Эбба была неописуемо горда предстоящей свадьбой с таким знатным человеком, хотя в глубине души и знала, о ком думает теперь Гунилла.

Она понимала, что у Гуниллы с Эрландом никогда ничего не получится. И не только из-за вечных проклятий этого свиньи Карла по поводу чувственных желаний и естественных влечений. Эрланд едва ли был из тех, кто мог быть сдержанным в постели.

Добровольно надев на глаза шоры, Эбба желала дочери всяческого счастья и радости в этом браке с деликатным Арвом Грипом.