Маргит Сандему - В ловушке времени

НАТАНИЕЛЬ! НАТАНИЕ-Е-Е-ЕЛЬ!

Эти протяжные, исполненные смертельного страха крики раздавались во сне, однако Натаниель понимал всю их важность. Не просыпаясь, он попытался сосредоточиться, запомнить все, что слышит и видит.

Сон был странный. Натаниель не мог определить место действия, все происходило в неведомых ему сферах.

Ясное, синее небо. С неба, кружась, что-то падало. Только не снег. Лепестки?

Большие белые лепестки, чуть тронутые не то бледно-розовым, не то сиреневатым.

А может, это не лепестки были? А белые, как снег, женские лица?

— НАТАНИЕЛЬ! ПОМОГИ! ПОМОГИ МНЕ, НАТАНИЕЛЬ!

Но кричали не женские лица. А голос, который был ему хорошо знаком.

Слуха его коснулись причудливые звуки струнного инструмента, резкие и нежные одновременно. «Это бива », — произнес рядом мужской голос, только он никого возле себя не увидел.

Ну а то, что падало с неба… Это роняли лепестки плодовые деревья, опадал не то яблонный, не то вишневый цвет. Не успевая коснуться земли, лепестки превращались в женские лица с карминным ртом и печальными миндалевидными глазами. Одно такое лицо проплыло перед ним и исчезло. Но глаза смотрели прямо на него, в них застыла необъяснимая скорбь.

Маленький рот был ярко накрашен, контур губ сужен. Горе, горе читалось на этом лице, безграничное горе.

Снова зазвучал мужской голос. «Мы скорбим по Хейке, — произнес он. — Тайра бесследно сгинул. Сгинул при Данноура».

— НАТАНИЕЛЬ! НАТАНИЕЛЬ!

Снова крики, исполненные смертельного страха. И крики эти издавал кто-то, кого он хорошо знал, это несомненно.

— НАТАНИЕЛЬ! ПОМОГИ МНЕ, Я НЕ МОГУ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД!

Очнувшись, он сел рывком на постели. Заспанный, задыхающийся, еле-еле разлепив глаза, он прошептал:

— Тува! Это была Тува. Что она затеяла на этот раз?

Ибо этот сон он воспринял серьезно. Слишком часто сбывались его сновидения, чтобы он мог посмеяться над причудливыми образами и отогнать их прочь.

Хейке? «Мы скорбим по Хейке»? Можно ли скорбеть по тому, кто уже добрых двести лет как мертв? Уж во всяком случае, не так глубоко. А эти лица! Прямо доисторические. И никак не скандинавские, это ясно.

«Тайра бесследно сгинул. Сгинул при…» Нет, это слово надо вспомнить, оно важное. «Ноур…» Нет, не то. « Данноура ». Вот оно. Натаниель быстро записал все слова, которые он услышал. «Бива». Что это, музыкальный инструмент?

Соскочив с постели, Натаниель снял с книжной полки словарь. Бива… Наверняка, там этого нет. Нет, есть!

«Бива, японский лютневый инструмент с грушевидным, уплощенным корпусом и плоским грифом, имеющий четыре лада и четыре струны; при игре на биве звуки извлекаются посредством плектра».

Японский. Так он и думал. Но только слова «бива» он никогда раньше не слышал, он готов был в этом поклясться. Хотя в таких случаях никогда нельзя быть уверенным на все сто процентов, — мозг способен хранить в своих кладовых слова и выражения, о которых ты давным-давно уже позабыл.

Ну а остальное? «Мы скорбим по Хейке. Тайра бесследно сгинул. Сгинул при Данноура».

Кто такой Хейке, это он знал, зато другие названия были ему неизвестны. Уж их-то он никоим образом не мог слышать, поскольку обладал крайне скудными познаниями о Японии.

Бессмыслица ли это? Может быть. Слышал же он историю про одну женщину, которой приснилось, будто она попала на бал, где оказалась в центре всеобщего внимания: столпившись вокруг нее, присутствующие благоговейно внимали ее речам, которые были верхом интеллектуальности и глубокомыслия. Своей мудростью она поразила буквально всех. Неожиданно очнувшись посреди ночи, женщина поспешила спросонок записать свои необыкновенно умные изречения. Вспомнив наутро, что она что-то записывала, она нашла на ночном столике листок и, нетерпеливо схватив его, прочла: «Хула хулигамные. Мужчины полигамные. Хула хулигамные. Женщины моногамные».

Возможно, это аналогичный случай. Бессмысленные слова, которым он придал слишком большое значение.

И все же ему в это не верилось. Слишком уж душераздирающими были Тувины крики.

Он посмотрел на часы.

Как, уже утро? Полвосьмого — не такая уж и безбожная рань, можно и позвонить. Во всяком случае, Винни и Рикарду.

Трубку сняла Винни, и голос у нее был сонный. Ну да это ей не помогло.

— Привет. Винни, это Натаниель. Я хотел бы кое о чем спросить Туву.

— Туву? А ее нет, она позавчера уехала в Осло. Сказала, что должна навестить друга, и я не смогла отказать, ведь у нее так мало друзей. К тому же ей уже двадцать два года.

Полученная информация не успокоила Натаниеля. Насколько он знал, у Тувы вообще не было друзей, а тем более в Осло.

— Знаешь, Натаниель, — продолжала Винни, — мы так благодарны тебе за то, что ты делаешь для нашей дочери. Часы, проведенные с тобой, — лучшее, что у нее есть.

В ответ он пробормотал какую-то банальность.

— Я передам, что ты звонил, — сказала Винни. «Как бы не оказалось слишком поздно», — подумал он.

— Винни, а ты знаешь, где она? У тебя есть адрес этого друга? Понимаешь ли, это очень важно. Мне нужна ее помощь.

Все как раз наоборот, но что он еще мог сказать? Не делиться же с милой Винни своими опасениями…

Тува…

Для многих она была загадкой, в том числе и для Натаниеля. Она до того умело скрывала свои мысли, что окружающие и не подозревали, насколько она злонравна.

Полтораста лет тому назад предки Людей Льда порешили, что Избранному, Натаниелю, для борьбы с Тенгелем Злым необходим помощник. Поэтому последующие поколения были несколько «сдвинуты», чтобы двое избранных могли родиться примерно в одно и то же время.

Все хорошо, если бы не одно «но»: Тува вовсе не была избранной. Над ней тяготело проклятие.

Разумеется, она не могла не испытывать благотворного влияния со стороны родителей и остальных родственников. Разумеется, ей чуть ли не с пеленок внушали мысль о ее предназначении. И конечно же, результаты не могли не сказаться. Она стала мягче, ранимее. Она могла сочувствовать тем, кого любила, проявлять о них заботу, идти ради них на жертвы, особенно когда это касалось родителей, Рикарда и Винни Бринк.

Но, как и многим, над кем тяготело проклятие, ей было присуще коварство. У нее было и другое лицо, которое она никогда не показывала дома или в школе. Лицо истинной Тувы, дочери льда и тьмы, потомка Тенгеля Злого.

Она невероятно напоминала колдунью Ханну, которая жила в XVI веке. Обе они были обделены красотой. Обе выглядели похоже: низкорослые, квадратные кубышки, с короткими, мускулистыми ногами и бесформенным туловищем, голова, посаженная прямо на плечи, выдается вперед, волосы космами, мышиного цвета, черты лица грубые. Маленькие глаза, широкий нос, все лицо усеяно пухловато-бледными родимыми пятнами.