Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 1

Амариллис стряхнула с колен хлебные крошки, встала, перевязала непослушные волосы косынкой, совершенно по-детски шмыгнула носом и обратилась к Веноне:

— Ну что, пойдем, что ли? Смотри, кузнецова жена просыпается… как раз капалки разнести успеем.

— Пойдем.

… Сегодня Амариллис гораздо больше обычного задержалась у постели Лорки (по просьбе Веноны и по причине его графского титула, вольтижера положили на настоящую кровать, да еще стоящую у окна). Он был очень плох; ему приходилось постоянно увеличивать дозу болеутоляющих капель, за чем тщательно следила травница, он почти ничего не ел, его жизнерадостность и легкость обернулись жесточайшим унынием и нежеланием жить; самому младшему в роду Бреттиноро казалось, что он — никому не нужный и никем не любимый приживал, разматывающий клубок никчемных, пустых дней в отцовом замке. Амариллис все крохи свободного времени отдавала Лорке, с безнадежным упорством пытаясь вернуть прежнего, веселого и неунывающего, друга.

Это произошло на третий день работы в больнице. Амариллис, ошеломленная числом больных, их страданиями и постоянным присутствием смерти, терялась при каждом окрике врача или другой служительницы, все время озиралась, ища взглядом Венону, и со своими обязанностями справлялась из рук вон плохо. Ей было страшно, противно и душно; и ее нижняя губа то и дело брезгливо поджималась.

На последней в ряду койке лежала девочка лет пяти, как она попала в больницу — никто не знал, то ли сама пришла, то ли полуденный патруль привел. Пытались найти ее родителей — не вышло, возможно, они уже и не помнили о ее существовании. Девочка лежала тихо, не обращая на себя внимания просьбами, поэтому ее уже второй день забывали перевести в зал, где находились дети.

Амариллис подошла к ней, держа в руках стакан с успокоительным настоем, присела на корточки у изголовья, изобразила веселую улыбку и попыталась посадить девочку, чтобы той удобнее было пить лекурство. Девочка села, послушно выпила настой, и Амариллис принялась разбирать ее темные спутанные локоны, отводя их от лица и заправляя за ушки. И вдруг она увидела, как из носа малышки медленно выползает толстая, темно-красная гусеница… Амариллис вздрогнула и с омерзением отдернула руку… гусеница обогнула уголок слабо улыбающегося рта, направилась к подбородку..

— Мама, тебе противно?.. пожалуйста, не сердись, я не буду… — конец фразы запутался в тряпке, которой Амариллис спешила стереть кровь. Уже через несколько минут она прибежала с болеутоляющим, едва закончив с лекарствами, принесла воды в глиняной кружке и мокрой тряпкой умыла девочку, пыталась говорить с нею, но та опять замолчала, только следила за танцовщицей лихорадочно блестящими глазами.

После этого случая (девочку так и не перевели в детский зал, после открывшегося кровотечения она прожила всего несколько часов) Амариллис перестала изображать улыбки; она просто работала — работала как могла. А если ей становилось плохо от дурных запахов, если ныла голова от бесконечных, бессмысленных жалоб, если в лицо ей летели кровавые брызги изо рта заходящегося в кашле больного — она повторяла про себя, как заклинание: «Маме не противно. Маме не противно.» Помогало это заклинание не всегда. Амариллис гораздо чаще, чем Венона срывалась на больных, особенно раздражали ее старики; она никак не могла заставить себя спокойно выслушивать их бесконечные жалобы, и порой весьма бесцеремонно обрывала их причитания, пихая им в руки кружку с успокоительным. И нижняя губа у нее при этом поджималась все так же брезгливо.

— Жарко как… открой окно, дева… что? открыто? фу-у-у… ну принеси тогда воды… — Лорка сидел в кровати, прислонясь головой к каменной стене. Уже наступил вечер, принеся с собой желанную прохладу, но почти никто из больных не замечал ее, предпочитая липкую жару или ледяной озноб своих видений. Амарилис поставила на подоконник тарелку с нарезанной кусочками дыней и пошла за водой. На полу в коридоре стояли кувшины, на дне которых лежали небольшие серебряные слитки, и вода в них была прохладной и долго не портилась. Поставив принесенную — и уже ненужную — воду рядом с тарелкой, Амариллис потянулась открыть зачем-то запертое Лоркой окно. Она дернула тяжелую задвижку раз, еще раз, и, вытащив наконец железный стержень из гнезда, больно защемила указательный палец. Ойкнув, девушка толкнула створку окна от себя и посмотрела на руку — на месте содранного крошечного лоскутка кожи выступила капелька крови. Не раздумывая особо, Амариллис сунула палец в стоявшую рядом кружку с прохладной водой, подержала там с полминуты и, услышав чей-то надсадный стон, побежала помочь. Когда она вернулась спустя полчаса, бледная вдвое против обычного, Лорка утирал рот ладонью и протягивал ей пустую кружку:

— Принеси еще… жарко…

Как ни странно, принесенную воду больной выпил, после чего почти сразу же заснул. Амариллис, задержавшись еще на несколько минут, уложила его поудобнее, пригладила слипшиеся от пота, потускневшие рыжие волосы, укрыла покрывалом и отправилась работать. Наступала ночь. К счастью, многие больные засыпали сами, другим помогали травы Веноны; поэтому служительницы ухитрялись даже поспать. Больничный зал заполняли невнятные стоны и шорохи, нередко слышались испуганные вскрики, переходившие в сонное бормотание; иногда Амариллис казалось, что, напряги она уставшие глаза, — то непременно ясно увидит кошмарные образы и фигуры, зависшие над спящими, склонившиеся над ними, обступившие их смертные ложа.

— Интересно, как там Арколь? здесь нет времени ни скучать, ни вспоминать, но… я истосковалась по нему. Ты уверена, что он не болен? — Амариллис обращалась к подошедшей и присевшей рядом, на низкую скамью, Веноне.

— Уверена. Не сомневайся, он нашел способ противостоять дыханию проклятой земли; он очень способный.

— Да уж. Особенно хорошо у него получается объяснять причины своих поступков. Когда он вернется, я заставлю его съесть эту-вот записочку! должен покинуть… берегись подарочка… будь осторожна… — девушка с ехидством, сквозь которое чересчур явственно просвечивало беспокойство, передразнила спокойно-величавые интонации Арколя. Помолчав, она добавила: — Это несправедливо. Я уже теряла старших братьев. Он должен был подумать обо мне.

— Последние месяцы Арколь только этим и занимался. Как твой рыжий подопечный?

— Почему-то лучше. Даже уснул сам. А как все наши? — Венона, пользуясь своим более значительным положением, один раз в сутки непременно навещала дом госпожи Элиссы. Рецина и Лиусс вот уже три дня почти беспробудно спали (Венона попросту опаивала их сильнейшим снотворным, опасаясь предоставлять их самим себе во время бодрствования; состояние их было не столь тяжко, как у Лорки, поэтому пока их в больницу не брали), Орсон и близнецы-суртонцы держались, в общем, неплохо.