Симона Вилар - Ведьма

— Силен чернобровый волхв, — только и сказал тогда Веремуд Свенельду в толпе поздравлявших, а сам тут же отошел, чтобы не привлекать внимания.

И не зря. Подливая гостю меда, Мал все выпытывал: нет ли среди киевских витязей таких, кто с чародейством знается? Свенельд только хохотал, удивляясь, как такое Малу на ум могло прийти. Верил ли ему Мал? Вряд ли. Они оба уже успели оценить друг друга. Даже сошлись кое в чем. И выходило, что Свенельд одну дань с полюдья в Киев стольный слал, а другую, с дарами от Мала, в свои вотчины отправлял. А что? Только дурень от выгоды да богатства откажется. Правда, теперь приходилось помалкивать, что древлянский Мал еще и свою политику ведет, без дозволения Игоря с некоторыми племенами торгует да связи налаживает. Однако пока Мал под властью Киева оставался, Свенельд не видел в том особого вреда. А то, что он об этом в Киеве помалкивает… Что ж, иначе он не пробыл бы долго на посадничестве. Выжили бы его древляне, как других до него.

— Спать я пойду, — пьяно поднимая голову, сказал наконец Свенельд. — Да и побратимы мои военные что-то разгулялись. А им перед завтрашней поездкой следует выспаться.

Свенельд начал подниматься, покачнулся, опрокидывая кубки и заливая медом белую скатерть.

— До дружинной избы дойдешь ли? — смеясь, спросил Мал. — А то гляди, я горницу велел для тебя приготовить. Ложе куньим мехом выстлать, печь-каменку пожарче растопить.

И рыжая девка тут как тут, подхватила хмельного посадника, повела к двери во внутренние покои.

Однако в бревенчатом переходе рыжая ласкавка вдруг вывернулась из-под руки, шмыгнула куда-то. Свенельд сразу выпрямился, огляделся. Но спавшие на полу теремного прохода холопы стали вскидывать головы, дивясь, как это быстро хмель с варяга схлынул, и он пошел вперед. Откинул меховую полость на двери, шагнул в прогретую горницу, где пахло развешанными по стенам травами, и закрылся.

Свенельд не видел, что после его ухода холопы, как по приказу, вдруг уронили головы и мгновенно заснули. А в конце перехода вновь показалась рыженькая девушка. Да не одна, а с темноглазым высоким волхвом. Девушка глядела на кудесника испуганно и послушно. Он же прислушивался к голосам в гриднице [12], где с шумом расходились дружинники Свенельда, отправляясь в назначенную для постоя дружинную избу.

— Рано еще, — сказал волхв. — Пусть все угомонятся.

— Так может, я пойду пока?

Волхв поглядел на девушку, и она задрожала. Он же вдруг улыбнулся, провел по ее лицу ладонью. И она как стояла, так и замерла с открытыми глазами, словно превратившись в неясную тень. Одновременно из нее дымок голубой заструился, обволок возвышающегося рядом чародея, и он будто стал уменьшаться. А через миг превратился в такую же точно рыжекосую девицу. Только эта не спала. Стояла серьезная, нахмурившись и прислушиваясь. Протянула руку, и дверь в гридницу сама собой захлопнулась, опустились засовы.

Девушка-волхв прислонилась к стене, стала ждать.

Свенельд внимательно огляделся у себя в горнице. Проверил засовы на двери, осмотрел крепкие бревенчатые стены. На одной было вырезано небольшое, прикрытое ставнем окошко, человеку в такое не пролезть. И все же варяг был осторожен. Лег на широком ложе не раздеваясь. Кольчуги на нем после пира, ясное дело, не было, только кожаная стеганая подкольчужница, но у пояса висел длинный кинжал вороненой стали, еще был нож за голенищем высокого шнурованного сапога. С древлянами всегда надо быть начеку. Их приветливость его не обманывала.

Для листопада [13]в горнице было жарко натоплено. Мягкая постель шуршала свежей соломой под устилавшими ее мехами, изголовье было пышно взбито. Так и тянуло заснуть. Но Свенельд только закинул руки за голову, поглядывая, как дымок от каменки уплывает в открытую под скатом крыши отдушину. Ему было о чем подумать. Бравада бравадой, но он понимал, какое непростое задание дали ему на этот раз в Киеве.

Древляне всегда были диким непокорным племенем, всегда враждовали с Киевом. То, что Олег подчинил их так быстро, многих тогда удивило. А вот что после смерти Вещего они сразу от Руси поспешили отказаться — словно и ожидали.

Наследовавший Вещему Олегу князь Игорь Рюрикович взялся вернуть диких древлян под руку Киева. Игоря уже тогда звали Старым, но не потому, что князем стал, когда уже третий десяток разменял, а потому, что седина ранняя у него почти с отрочества пробивалась. В остальном же был Игорь молодец молодцом, ибо те, кто пьет живую чародейскую воду, не стареют. Однако поход против восставших древлян был его первым большим делом. И уж сын Рюрика себя показал. Вышел на древлян с сильной ратью, до столицы их Искоростеня дошел быстро и там схлестнулся с воинством родовых князьков. И хотя славились древляне умением биться в дремучих лесах, не им было устоять против витязей, которым и Царьград великий был не преграда. Вот и полегло воинство древлянское в той сече. Взятых в плен древлянских князей Игорь предал лютой казни, а их детей и наследников вырезал, дабы никого не осталось, кто бы мог над племенами встать да новое своеволие возглавить. А вот отчего Игорь Мала не тронул? Малу тогда было только четыре года, он один оставался от рода древлянских вождей, которые от богов обладали правом стоять над этой землей. Вот Игорь и решил пощадить его, отвез в Киев, надеясь, что там Мала воспитают преданным власти князей Руси. И Мал долго именно таким и казался. До той поры, пока Игорь с Ольгой не отправили его в Искоростень, ибо ни один наместник Киева не мог надолго удержаться над древлянами. Своего же Мала древляне приняли, а насколько тот оказался хитер и коварен, это уже позже Свенельд разузнал. Не сказалось на древлянине Мале киевское житье, и хотя он исправно принимал русских посадников на полюдье и дань платил положенную, но именно здесь, на древлянской земле, он ощутил свою истинную силу. И вокняжиться ему помогли древлянские волхвы-чародеи.

Со стороны казалось, что Мал выполняет все как должно. Связи с Киевом не порывал, купцов русских пускал на торги, своим не запрещал в Киев на мены ездить, разбои древлянские на торговых путях прекратил. На первый взгляд, еще одно подчинившееся Руси племя, да и только. Однако на деле не все так гладко оказалось. Ибо постепенно, как это и в других землях происходило, начали поляне [14]и поселенцы из разных племен Руси расселяться в ставших мирными древлянских лесах. Дубы выкорчевывали, поля засеивали, растили жито-хлебушко. Славянские племена хлебопашеством занимались, в том их сила и богатство. Древляне же все больше охотой и иными лесными промыслами жили. Поэтому то, что пришлые заселяли их землю, торговали с ними житом, казалось, всех поначалу устраивало. Поселения пришлых огнищан [15]теперь до самого Искоростеня простирались, браки общие стали заключаться. А вот как проникли иноплеменники за межу искоростеньскую… Сперва тоже казалось, что ничего особенного не происходило. Но потом начало твориться страшное. Люди в страхе бежали с тех мест: рассказывали, что не стало больше житья человеку, нежить и чудища всякие одолевают, губят нещадно. Жуть лесная не пускала русичей в древлянские пределы. Вот и выходило, что за Искоростенем не существовало власти Киева. А тот, кто пытался проникнуть дальше, или пропадал бесследно, или возвращался в страхе и даже говорить о пережитых ужасах не решался.