Елизавета Дворецкая - Как огонь от огня

– Я из дома ушла и назад мне дороги нет, и он туда за мной прийти не сможет! – твердо ответила девушка, и Былятиха сразу как-то поняла, что это правда и спорить бесполезно. – Судьба моя с ним быть, и раз он за мной не придет, я сама к нему приду.

– Так дела не делаются… – в растерянности пробормотала Былятиха, не зная, что же тут придумать. – Лучше вот что: идем-ка мы с тобой к нам, а вечером, как с делами управлюсь, сама я сбегаю к Неревичам и ними потолкую.

– К Нере… Это что?

– Ну, род их живет на Нереве-речке, речка тихая, оттого и зовет не-ревой. А их род Неревичами прозывают. Ты разве не знала?

– Нет…

– Ну, я тебе расскажу. А мы – Лютичи, идет наш корень от Люта Старого, он на нашем пригорке жил уже лет двести назад. Сама-то я из-за Скотинки-реки, издалека меня Былята высватал. И наши вчера на праздник приезжали, сейчас, поди, еще в дороге, только завтра, может, до дому доберутся…

Женщина замолчала, пораженная какой-то новой мыслью.

– Звать-то тебя как? – спросила она.

Но вместо ответа на этот простой вопрос девушка лишь улыбнулась и пожала плечами.

– Меня еще никто не звал, – сказала она. – Только ты вот голубкой назвала. Может, это мое имя?

Былятиха открыла было рот, потом закрыла, помолчала и сказала:

– Ну, пойдем. Неугомон-то мой вона куда уже усвистал… – И она оглянулась, выискивая глазами старшего из мальчиков.

Вдоль края рощи они пошли по тонкой стежке к огнищу Лютичей. Девушка молчала, а Былятиха все думала, что же это значит. Не каждый день в лесу спят незнакомые девушки, у которых нет ни дома, ни имени. Впрочем, как женщина умная и сведущая, она уже кое-что сообразила. В ее родных местах, за рекой Скотинкой, рассказывали, будто где-то в Пустом бору, который начинался сразу за их угодьями и тянулся на много дней пути, все-таки живет еще один какой-то род, но очень странный. В нем, как говорили, сохранился древний-предревний, уже везде и всеми оставленный обычай брать в жены только своих, потому что всех чужих они почитали за нечистых духов. Этих людей, которых никто, в общем-то, и не видел, прозвали Лешими. Они не ездили на торги, не приходили к святилищам в велики-дни, справляя праздники как-то по-своему. Изредка мужчины с берегов Скотинки, кому случалось зайти поглубже в Пустой бор, замечали следы чьего-то присутствия, чаще – лишь пни, обрубленные топором. За эту дикость, отсталость и замкнутость Леших многие считали настоящими лешими, и знаться с ними, понятное дело, никто не хотел. О них и вспоминали-то только для того, чтобы пугать детей: дескать, не ходи один в лес, а то Лешии утащат.

И если эта девушка родом из тех самых Леших… тогда понятно, почему Былятиха ее видит в первый раз, почему она не знает, кто такие Неревичи, и почему Искрен не мог прийти за ней в ее дом. Конечно, Лешии не отдали бы на сторону такую невесту! Да и как у них могла родиться такая лебедь белая, когда они сами там все уже корой и мхом поросли… И потому она не говорит своего имени: ее имя осталось в лесу, как в другом мире, а здесь, среди других людей и других обычаев, у нее имени вовсе нет.

– Все-таки не годится тебе так быть, одной, девицы сами по себе не живут и сами замуж не выходят, – сказала Былятиха, когда они уже приблизились к тыну. – Мы вот что сделаем. Иди ко мне в дочки, а я уж, как мать твоя, тебя постараюсь с Искреном сосватать. Хочешь?

– Хочу… матушка… – ответила девушка, робко оглядывая высокий, темный от времени тын и конский череп над воротами – знак солнечного божества, охраняющий жилье от нечисти.

– Ну, иди, не бойся. – Былятиха взяла ее за руку. – У нас народ не злой, не прогонят.

Ей самой меньше всего хотелось, чтобы кто-то из стариков не одобрил ее находку. Именно такую дочку она всегда жаждала иметь – именно такой была бы та, погостившая в земном мире так недолго, если бы Морана не забрала ее. Такой же высокой, стройной, белой и румяной, с такими же яркими, полными жизненного огня глазами, с такими же черными бровями и ресницами, из-под которых взгляд сверкает, как молния… Немудрено, что Искрен, перебравший всех окрестных девушек и никого не полюбивший, выбрал ее… Даже если он впрямь как-то пробрался к Лешим и нашел в их зачарованной стороне такую красоту, как Лелю в Велесовом подземелье, – она стоила таких трудов.

Когда работники Лютичей пришли с полей, у них только и было разговоров, что про находку. Старики все перебывали в доме у Быляты, все поговорили с девушкой, но всем она сказала то же самое. Былятиха пересказала старикам свои догадки насчет Леших – здесь тоже кто-то что-то о них слышал, и многие признали, что это очень может быть правдой.

– Ну, бери ее, раз нашла! – решил наконец старейшина Лютичей, дед Жилята. – Одну дочку у тебя боги забрали, другую дали. Как назовешь-то?

– Найденкой назови! – посоветовал другой старик, по имени Дрозд.

– Земляничкой лучше! – сказал Былята и ухмыльнулся. – Под кустом в траве нашла.

– Я ее Гостейкой назову, – ответила Былятиха и вздохнула. – Как первая моя девочка недолго у меня погостила, так и эта: сегодня пришла, завтра уйдет. Семнадцать лет мне ее не растить, не баловать – придут Неревичи, заберут мою красавицу, и приданое приготовить не успеем.

Вместе с двумя старшими женщинами Былятиха отвела новую дочку к ручью, обрызгала водой и дала ей имя. Теперь ее звали Гостейкой, и девушка улыбалась всем встречным, очень довольная, что у нее появился еще один, самый главный знак принадлежности к человеческому роду. И никто во всем роду не знал, почему для нее это так важно. Но зато все заметили, что, получив имя, нежданная гостья расцвела еще краше, и теперь даже старики, глядя на нее, удивленно качали головами и твердили, что не видели никогда такой красоты. Ну, может быть, когда сами были очень молоды… но тогда ведь и все было гораздо лучше, чем сейчас!

– До Купалы ты у меня поживешь, доченька, а уж тогда Неревичи тебя к себе заберут, – говорила Былятиха, усадив Гостейку на лавку под маленьким окошком и вооружившись гребнем. – Как же ты косу-то в лесу истрепала – и не раздерешь теперь… Терпи, вон как все перепутано!

– А когда будет Купала?

– Как это – когда? Через три недели, как положено. Уж мимо нее не пройдешь, не бойся.

– А три недели – это сколько?

– Род и Рожаницы! – Былятиха взмахнула руками, в одной из которых был зажат костяной гребень с конскими головками на концах спинки. – Да как же вы там в бору дни считаете? Или у вас там и великих дней не знают – снег пошел, так зима, а растаял, так лето? И богов забыли, не почитаете, как должно! Вот оттого и… Ну, что я с тебя-то спрашиваю? – Женщина спохватилась. Она уже прочно привыкла считать, что ее дочка – из рода Леших, а та не подтверждала, но и не опровергала этого. – Три недели – двадцать дней и один.