Саймон Грин - Охотник за смертью. Честь

– Охотники за скальпами! – с отвращением процедила Хэйзел Д'Арк. – После всех великих свершений, всех испытаний, выпавших на нашу долю, мы кончили тем, что превратились в заурядных охотников за скальпами!

– По-моему, наше нынешнее занятие ничуть не хуже прежних, – невозмутимо возразил Оуэн. Высокий, стройный и мускулистый, с темными волосами и еще более темными глазами, он развалился в самом удобном из стоявших в холле кресел. – К твоему сведению, мы охотимся не за скальпами, а за преступниками. А выслеживать военных преступников – более чем важное дело. Мне лично больше нравится быть охотником, чем добычей – по крайней мере не так действует на нервы. Думаю, некоторые перемены и тебе пойдут на пользу. Для разнообразия неплохо встать на сторону закона.

– Это дело принципа! – отрезала Хэйзел. – Мы привыкли к другому. Мы возглавляли армии! Мы сбросили Империю! Вспомни, сколько раз нам приходилось рисковать собственными задницами. И все для того, чтобы в конце концов выполнять самую грязную работу для Парламента...

– Как подумаю об этом, блевать хочется.

Несколько мгновений Оуэн, растерянно молчал. Он был готов побиться об заклад, что Хэйзел не имеет даже самого отдаленного понятия о принципах и, с разбегу споткнувшись о принцип, не догадается, что это такое. Однако он быстро овладел собой и закрыл дискуссию, пустив в ход сокрушительный, хотя и не слишком тактичный аргумент:

– Если мне не изменяет память, все это – твоя собственная идея.

Хэйзел бросила на друга испепеляющий взор, потом медленно повернула голову и уперлась глазами в стену. Сегодня она опять пребывала в сквернейшем настроении и простой логикой ее было не пронять.

Оуэн испустил тяжкий вздох, однако у него хватило здравого смысла сделать это не слишком демонстративно. По правде говоря, он тоже считал, что им с Хэйзел не слишком пристало заниматься поисками преступников, но более достойного выбора на сегодняшний день не было. Возглавив Восстание, Оуэн не задумывался о том, что станет делать, когда оно завершится. У него просто-напросто не хватало времени размышлять об этом – он всегда был по горло занят тем, чтобы избежать смерти. К тому же он никогда всерьез не верил, что доживет до желанной победы. Тех, кто поднимался на борьбу против Императрицы Лайонстон XIX, известной также под именем Железной Суки, зачастую подстерегал быстрый конец.

Когда Оуэн оглядывался назад, в прошлое, ему казалось, что всю жизнь он только и выбирался из одной переделки – и сразу попадал в другую. Действовать против своих собственных планов и намерений ему приходилось так же часто, как и в соответствии с ними. Всю жизнь вокруг него возникали заговоры и хитросплетения, но о существовании большинства из них он лишь догадывался, замечая быстро исчезающие тени, которые эти интриги бросали на его путь. В конце концов у Оуэна создалось впечатление, что все его замыслы, смелые кампании и сверхъестественная сила, которую он унаследовал от Безумного Лабиринта, вели к одной цели – борьбе против Железного Престола. Этому противостоянию он предавался с невероятным упорством, оставаясь неуязвимым в любых схватках даже тогда, когда любой другой спасовал бы перед их натиском.

В результате его объявили героем и спасителем рода человеческого. Наверное, никто не был удивлен этому больше, чем он сам.

Оуэн был готов к поражению. Готов к смерти, причем к самой мучительной. Но он остался жив, победил Империю, господство которой длилось более тысячи лет, свергнул престол и стал свидетелем краха практически всех политических и социальных структур, в которые некогда верил. Здесь-то и начались серьезные проблемы.

Тело Императрицы Лайонстон еще не успело остыть, как на добычу со всех сторон налетели стервятники. Не отгремели последние битвы – а различные группировки повстанцев уже начали яростно спорить о том, какая именно система должна встать на место старой. Даже те немногие, кто дожил до победного конца, не могли прийти к соглашению.

Оуэн полагал: все, что в старой Империи было разумного, должно остаться незыблемым; разумеется, при этом необходимо провести политические реформы и восстановить попранную справедливость. Хэйзел, напротив, хотела смести старую систему до основания и подвергнуть суду военного трибунала членов Семей, виновных в преступлениях против человечества. Джек Рэндом настаивал на равных демократических правах для всех, включая клонов, эсперов и прочих. Руби Джорни хотела получить обещанную часть награбленной добычи.

В самом скором времени к спору присоединились представители подпольных организаций клонов и эсперов, а также различных политических групп всех сортов и оттенков и невероятного количества религиозных сект. Все намеревались идти своим путем. К счастью, они слишком устали, чтобы незамедлительно начать новую войну. Дискуссия зашла в тупик, так как планы и стремления каждого из ее участников не совпадали. На данный момент ежедневными делами Империи по-прежнему управлял Парламент, обладавший хоть каким-то опытом. Никто, разумеется, не доверял ему ни на йоту. Впрочем, в подобном недоверии не было ничего нового.

Мужчины и женщины, прежде бывшие союзниками и принесшие клятву стоять друг за друга до самой смерти и после нее, ныне вступили в яростные словесные баталии, не в силах прийти к согласию по вопросам догмы и первенства. Оуэн полагал, что этому не следует удивляться. Помимо всего прочего, он был историком. Он знал, что у повстанческих отрядов всех времен неизменно есть нечто общее – вражда между собой. Все они без конца твердят о свободе и справедливости, забывая, что для разных людей эти слова имеют совершенно различное значение.

А потом Рэндом, в разгаре самой отчаянной битвы, заключил с аристократическими Семьями соглашение, в соответствии с которым они должны были лишиться господства, но сохранить себе жизнь. Столкнувшись с неуклонно растущими победоносными армиями, жаждущими их крови, великие Дома объединились и предложили добровольно расстаться со своей властью и привилегиями, если им взамен будет даровано право на существование. Они, так сказать, вели политику кнута и пряника, где пряником было обещание без боя отказаться от всех прежних благ, а кнутом – угроза полностью разрушить экономическую базу Империи и ввергнуть цивилизованный мир в пучину варварства. Никто не сомневался, что Семьи в состоянии выполнить эту угрозу в полной мере.