Алексей Игнатушин - Псы, стерегущие мир

– Скотина! – сказал витязь с чувством.

Нежелан удостоился короткого взгляда и отрывистой благодарности – и на том спасибо.

– Что делать? – всхлипнул бедовик.

Голос Буслая заставил несчастного вздрогнуть:

– Предлагаю скормить тебя псам, а мы убежим.

Нежелан в отчаянии посмотрел на Люта, витязь хмуро отвел взгляд, в кои-то веки разделяя чувства Буськи. Стыд поднялся волной, из головы выветрилась горячка боя, на языке появилась противная горечь.

– Переходим брод, – выдавил Лют. – Скорее, Нежелан, иди первым.

Буслай хохотнул зло:

– Если в воде какая гадость, хоть узнаем.

Слезы душили бедовика, он отвернулся от злого взгляда и пятками едва не сломал конские ребра. Животина всхрапнула оскорбленно, в три скачка добралась до реки и с шумом зарылась в воду по грудь.

Хворостяной мост всплыл над водой, волны от груди лошади гнали по глади с остатками пены корявые палки. Нежелан вцепился клещом в гриву и прошептал в конское ухо:

– Давай, миленький, не подведи. Вывози, родимый!

Буслай оглянулся на бедовика – припавшая к седлу худая спина виднелась на середине брода, – губы поджались зло.

– Скотина!

– Оставь, – поморщился Лют. – Не об этом надо думать.

Буслай нервно дернул плечом, с удивлением отмечая усталый протест мышц, – проклятые псоглавы прекратили нападать, и холодная ночь сразу выветрила горячку боя.

Бой длился поодаль от реки, почти в центре стана, где великан топтал конем ворогов, как сорную траву.

Стрый коротко посмотрел на берег, и тут же меч развалил надвое оскаленную харю. Воевода ткнул пятками угольные бока. Гором с места прыгнул кошкой, перелетев живую стену дивиев. Неудачливому досталось подковой по башке. Кусок шерсти с кожей налип на металл. Псоглав с визгом упал.

Стрый подскакал к гридням, оглядел встревоженно, но, отметив, что целы, сказал колюче:

– Чего встали, как бабы на базаре?

Буслай ощутил, что тепло к воеводе испарилось, как капля воды на раскаленном камне.

– Что смотришь, грязнуля? – немедля почуял настроение гридня воевода. – Быстро в воду, на тот берег, заодно умоешься.

Буслай всхрапнул оскорбленно, дернул повод. Лют едва успел остановить возгласом:

– Подожди!

Буслай обернулся: молот настороженно вскинут, на воеводу нарочито не смотрит. Лют соскочил наземь, передал повод соратнику, брови Буслая зашиблись о край шлема.

– Стрый один не прикроет отход, – пояснил витязь.

– Так на коне переплыть легче…

Лют поспешно вставил, прерывая возмущенного гридня:

– И попасть в него легче. На том берегу расчехли лук, прикроешь.

Буслай буркнул:

– Лук – не воинское оружие.

Стрый хмыкнул с издевкой:

– Можешь не брать в руки, пусть соратника в воде порежут, главное – воинской чести не урони.

Буслай потемнел лицом, и без того грязное от потеков земли и крови чело превратилось в репу, испеченную в золе. Молча потянул коня соратника и неспешно зашел в воду, по пути постоянно оглядываясь.

Лют размял ноющую кисть, хмуро посмотрел на бегущих псоглавов, взгляд ушел за спины, на факелы псиного подкрепления – почти добежали до растерзанного стана. Звериные вопли холодили кровь.

– Потерпи, – громыхнул Стрый, – недолго осталось.

Остатки лагеря накатили разношерстной волной. Буслай на середине реки оглянулся на грохот железа и предсмертные крики. С трудом поборол желание броситься на помощь и, стиснув челюсти до зубовного скрежета, продолжил переправу.

Когда Буслай достиг берега, звуки боя за спиной стихли, звон стали сменился обиженным поскуливанием. Гридень выдохнул с облегчением, в уши сквозь плеск воды проник девичий смех. Тряхнул головой, взяла досада: неужели прав Стрый, даже здесь бабы кажутся?

Дрожащий от холода Нежелан подскочил к воину, помог вытянуть заводного коня. Буслай не утерпел, наехал конем на бедовика, горемыка стерпел это молча.

– Давай лук, – сказал Буслай грубо.

Нежелан метнулся к мешку со справой, кожаные завязки долго противились озябшим пальцам. Гридень кидал настороженные взгляды на тот берег, а растяпу черно поругивал.

– Вот! – сказал бедовик со всхлипом. Как никогда обидно, но приходилось терпеть, хотя остро хотелось оказаться от воинов подальше.

Буслай вырвал лук, не заботясь о сохранности пальцев бедовика. Упругий рог погрузился в мягкую землю, с громким пыхтеньем гридень натянул тетиву. Нежелан мигом подал стрелы, гридень схватил не глядя, белоснежное оперение под пальцами пожухло, грязь растеклась разводами. Под скрип тетивы Буслай вгляделся в освещенный берег.

Женский голос заставил вздрогнуть, пальцы едва не разжались.

– Какой хорошенький!..

Лют склонился над мертвым псоглавом, пальцы вырвали клок рубахи, тряпица прошлась по лезвию, наспех очищенный клинок скрылся в ножнах.

– Пора, Лют, – буркнул воевода.

Глаза могучана скрывались под волосатыми наплывами бровей, в узких щелках отражалось пламя сигнального костра, такое же горело в глазах Горома. Стрый скривился презрительно при виде ряда псоглавов из другого стана.

– Не мешкай, – поторопил он витязя. – Оправдай надежды князя. Чую, затея не пустая.

Лют сделал шаг к реке, обернулся:

– А ты?

– Не боись. Когда надо, Гором скачет быстрее ветра, прорвусь.

Любопытство взяло верх.

– Что за конь, Стрый?

Воевода глянул на Люта с лукавым прищуром:

– Вернешься – поведаю. А случись что, твоим будет.

Лют вздохнул завистливо: скорее он с Буслаем костьми истлеет, чем со Стрыем что-либо случится; не видать ему Горома, как своих ушей.

Молча повернулся, под сапогами захлюпала вода, за спиной гремела дробь массивных подков. Витязь зашел в воду по грудь, плечи передернуло холодом, над водой раздался зубной скрежет.

Стрый молодецки гикнул. Гором заржал злобно, багровые угли глаз уставились на бегущих псоглавов с ненавистью. Дивьи злобно ощерились, наспех уперли копья в землю, встретили воеводу жидкой щетиной острой стали.

Гором взвился в воздух. Стрый злорадно захохотал, уловив недоуменное тявканье. Конь перемахнул заслон, копыта прибили к земле незадачливого псоглава. С хрустом и воплями воевода прорвался через ряды подмоги, оставляя широкую, как след валуна в снегу, просеку задавленных и покалеченных. В широкую спину били злобные вопли, смешанные с досадой на упущенную добычу.

Лют видел успешный уход воеводы, на сердце потеплело, холод, погрузивший цепкие лапы в мышцы, на миг отступил, затем взялся с удвоенной силой. Размытый мосток пришелся кстати – хоть какая-то опора в воде. Лют шел на цыпочках по вязкому дну, волны то и дело заливали в рот отражение луны. Переход выдался тяжелым, доспехи норовили окунуть его с головой в стылую воду.