Елена Кондаурова - Хранительница

Пришла зима, вьюжная и снежная, как и все зимы на севере Ольрии. Долгая череда предзимних праздников, традиционно отмечаемая в Ольрии еще с языческих времен, уже закончилась, и веселая праздничная кутерьма, закружившая Лику в эти дни, канула в лету.

Права была Нея, когда делала ставку на светловолосую рабыню смертельно опасного изгоя. Парни крутились вокруг нее постоянно, но, натыкаясь на холодное равнодушие и плохо скрываемое отвращение, были вынуждены обращать внимание на окружающих ее менее привередливых девушек. И у Неи, и у Дары появилось столько поклонников, что они должны были носить Лику на руках, если бы их одновременно с благодарностью не душила черная зависть. Только Тибун по-прежнему хранил верность Лике, хотя после памятного знакомства с ее хозяином стал вести себя значительно сдержаннее.

Пилу молодые люди тоже не обходили своим вниманием, но смириться с ее характером был способен далеко не каждый. Сама Пила тоже была не склонна идти на компромисс, ей нужен был сильный, надежный и умный мужчина, с которым она могла бы быть на равных, а остальные могли не беспокоиться.

И наконец-то кое-кто из парней заметил Нету, но ее застенчивость, как всегда, помешала ей отреагировать должным образом, и их внимание стало носить оттенок насмешливой снисходительности.

Однажды Лика пришла с посиделок намного позже обычного, и Таш, который по-прежнему дожидался ее каждый вечер, решил выйти и поинтересоваться, что же случилось. Но она разговаривать не пожелала, отвечала на его вопросы неохотно и при этом прятала от него правую руку, замотанную носовым платком. Вскоре она, извинившись, ушла в свою комнату. Таш посидел несколько минут в одиночестве и, выругавшись, пошел за ней. Ему не хотелось давить на нее, но ситуацию следовало прояснить немедленно.

Он подошел к ее комнате и прислушался. За дверью было тихо, наверное, она уже легла. Таш негромко постучал и распахнул дверь. Она сидела на своей кровати и подняла голову, когда он вошел. Таш взял стул, сел напротив нее и сказал:

– Рассказывай.

Она попыталась сопротивляться. Делано пожала плечами и натянуто улыбнулась.

– Что именно?

– Не валяй дурака! Ты знаешь, о чем я. – Таш кивнул на ее руку.

Рил с безнадежным видом отвернулась от него и начала рассказывать.

– Понимаете, там, на посиделках, один парень есть...

– Как зовут?

– Вача Длинный.

– Ну, знаю, дальше.

– Вы же знаете, что я с Нетой туда хожу. Раньше я с ней все время рядом была, а теперь вокруг меня постоянно Тибун крутится, то на танец пригласит, то с гитарой привяжется. В общем, с недавних пор этот Вача начал к Нете приставать. При всех, представляете? То ущипнет, то зажмет ее в углу. А она же безответная! Она ему слова сказать не может, и меня рядом нет. Ее обычно Пила защищала, а сегодня... – Арилика чуть помолчала, а потом повернулась к нему и решительно продолжила: – А сегодня Пила почему-то не пришла, а меня задержали, и я думаю, что нарочно. Но у них ничего не вышло, я не осталась и не стала ждать Тибуна, чтобы он меня проводил. Пошла одна. А когда стала подходить к дому, смотрю, у Нетиного дома кто-то возится. Я остановилась, прислушалась – вроде как голос Неты. Подошла посмотреть, и вижу, что этот... – Рил остановилась, чтобы не выругаться. – Это ничтожество... Он прижал ее к забору, расстегнул на ней платье и лапает ее. А она даже не кричит, только поскуливает, как щенок. Если бы не я, он бы ее, наверное...

– А ты что?

– А я, – тут Рил немного смутилась, – я не знаю, как это у меня получилось, но я сломала ему нос. По-моему. А еще дала ему в глаз и... ну, в общем, между ног. Вот. Нета убежала, а он сказал, что если бы я не была твоей рабыней, то он бы меня убил.

– А ты?

– А я сказала, что пусть радуется, что я не убила его.

Таш не знал, злиться ему или смеяться над ее рассказом. Этот Вача работал на Крока и был парнем с характером. Интересно, как он переживет то, что девка набила ему морду? И вообще, как это у нее получилось?

– Покажи руку! – потребовал он.

Рил развязала платок и протянула ему руку. Таш взял ее, и недоумение его только усилилось. Маленькая узкая ладонь, тонкое запястье, длинные нежные пальцы – как этим можно было сломать кому-то нос или дать в глаз? Тем не менее кожа на пальцах была стесана почти до кости, а сами пальцы уже начали распухать. Таш не стал ломать голову над тем, действительно она это сделала или нет, завтра и так все станет ясно, а пошел за мазью и бинтами. Надо было обработать рану.

На следующий день он пошел к Ваче в гости. Вача был из местных, изгоем не был, и жил с родителями. Такую профессию он выбрал себе сам, никакой необходимости у него в этом не было. Он вполне мог бы жить честно, зарабатывать себе на жизнь, плотничая, как его отец, но не захотел. Его родители все еще надеялись, что он одумается, и не прогоняли его. А значит, его пока принимали и все остальные, несмотря на его занятие.

Дверь Ташу открыл сам Вача, и, глядя на него, Ташу захотелось засмеяться, потому что выглядел он как после хорошей драки. Его нос действительно был сломан, или Таш ничего не понимал в сломанных носах, а под правым глазом красовался роскошный синяк. При виде Таша Вача, несмотря на свою уже ставшую притчей во языцех наглость, несколько смутился. Таш же спокойно прошел мимо него в дом, и Ваче ничего не оставалось, как последовать за ним. Его родителей дома не оказалось, но это было к лучшему: можно было не церемониться. Таш по-хозяйски уселся за стол в горнице и очень спокойно спросил:

– Это кто тебя так?

Наглость тут же дала о себе знать.

– А кому какое дело? – ощетинился Вача, усаживаясь напротив Таша.

– Мне есть дело, раз спрашиваю.

– Я ее не трогал! Не знаю, что она там тебе наплела!

– А я в этом не уверен. – Голос Таша по-прежнему ничего не выражал, и тем не менее Вача начал оправдываться.

– Она сама в мои дела влезла! Подумаешь, пощупал ее подружку. Ничего бы я ей не сделал! – Чем дальше, тем сильнее Вача заводился. – А она накинулась на меня, как сумасшедшая! Да если бы она не была твоей рабыней, я бы ее прибил! Тебе ее надо на цепи держать, чтобы на людей не бросалась!

После этих слов Вача вместе с табуреткой отлетел к противоположной стене и рухнул на пол. Таш подошел к нему, парень был в сознании и попытался уползти, но Таш не стал его добивать. Только наклонился к нему и сказал:

– Еще раз увижу в Закорючке – прибью.

И ушел. И если он еще хоть что-то знал о своих собственных ударах, то у Вачи теперь, вдобавок ко всему прочему, была сломана еще и челюсть.

За этим, в сущности, не столько значимым, сколько неприятным, по мнению Лики, инцидентом последовали события, которых она при всем желании не смогла бы предвидеть в тот момент, когда ломала Ваче нос. А если бы смогла, то сделала бы все что угодно, только бы исправить то, что она, по недомыслию, натворила.