Евгений Малинин - Ученик

Я всегда знал, что Юрка Воронин никогда не теряет головы и всегда готов прийти на помощь.

– Слушай, это идея. Когда едем?

– Да вот прямо сейчас и едем. Я за тобой заскочу минут через тридцать. Выходи.

И в трубке раздались короткие гудки.

Оставив в покое телефон, я двинулся в спальню переодеваться. Быстро скинул тренировочный, натянул чистую белую футболку и любимые черные джинсы, вытащил из стенного шкафа свою «выездную» сумку и пошвырял в нее еще одну футболку, вызывающе цветастые шорты, полотенце, плавки, зубную щетку с пастой, старую бейсболку и, на всякий случай, недочитанный том Урсулы Ле Гуин. Натягивая кроссовки, я вспомнил, что в шкафу на кухне имеется в наличии бутылка настоящего массандровского кагора, полученная мною недели две назад как маленький сувенир за небольшую творческую услугу от одного из постоянных заказчиков. Кагор должен понравиться Светке, решил я, укладывая бутылку в сумку, а Даниле я что-нибудь прикуплю по дороге.

В прихожей, проверяя собственную готовность к выходу – наличие денег, ключей, носового платка, – я бросил беглый взгляд в зеркало и над собственным плечом увидел отражение знакомого стариковского лица, уставившегося на меня из-под седых кустистых бровей настороженно-требовательным взглядом. Я тут же вспомнил деда, который всучил мне свою книжку и которому я должен был позвонить, как только ее прочитаю. Я мгновенно обернулся, но за моей спиной, конечно же, никого не было, только с висящего на стене старого постера белозубо улыбалась безобразная и неподражаемая Элла Фицджералд. Снова повернувшись к зеркалу, я убедился, что, кроме моей белобрысой персоны, в нем никто не отражается.

«Вот и видения начинаются, – подумал я про себя, – скоро консилиум можно будет собирать». И вместе с мелькнувшей тревогой по поводу собственного психического здоровья я почувствовал укол совести – пять дней прошло, а я даже не начал читать врученную книгу. Дед-то, наверное, уже моего звонка ждет.

Однако сначала необходимо разобраться с собственным выпадением из жизни на пять дней, а затем начнем возвращать долги, решил я и, распахнув входную дверь, шагнул на лестничную площадку.

Спускаясь по лестнице, я встретил свою соседку по площадке, милую, еще не старую женщину – Софью Николаевну, которая почему-то относилась ко мне очень ласково, по-матерински – называла Илюшенькой и сыночком. Увидев мою обремененную сумкой фигуру, она приветливо заулыбалась и спросила:

– Ты что это, Илюшенька, не успел вернуться и опять уезжаешь?

Значит, Софа тоже была в курсе моего неожиданного пятидневного отсутствия, подумалось мне, но я не стал затевать расспросы, времени не было, а ответил в духе принятых между нами взаимоотношений:

– Да вот приехал, а тут друзья пригласили на дачу, развеяться. Решил съездить на денек.

И улыбнувшись несколько смущенно, я быстро проскочил по лестнице вниз, избегая возможных расспросов о своей якобы состоявшейся поездке в Нижний.

Выскочив из парадного на улицу, я сразу увидел синюю Юркину «восьмерку», припаркованную рядом с домом. Юрик приоткрыл мне дверь, и я, закинув сумку на заднее сиденье машины, уселся рядом с ним. Мой старинный друг внимательно меня оглядел, затем как-то неопределенно хмыкнул, и мы тронулись в путь.

Все счастливые обладатели садовых участков в ближнем и дальнем Подмосковье, добирающиеся до своих домишек, гордо называемых «дача», на личном автомобиле, прекрасно знают, какая это мука – движение по Киевской или Симферопольской, Минской или Горьковской федеральной автотрассе в пятницу вечером из Москвы и в воскресенье вечером в Москву. Как верно заметил поэт: «…это уже не езда, а ерзанье…», причем ерзанье под бдительным присмотром голодных инспекторов ГАИ с простыми деревянными жезлами и сложными электронными приборами в руках. Они не случайно устанавливают на дорогах неповторимый, уникальный режим движения. Как только ты заерзал в не установленном ими ритме – готовь бумажник.

Но закаленные московские аборигены спокойно переносят все превратности каботажных поездок, лишь бы провести субботу и воскресенье на своем собственном клочке земли, ковыряя лопатой кабачково-патиссонные грядки или отбивая собственные пальцы размашистыми ударами молотка.

Вы обратили внимание, что в овощных магазинах Москвы кабачки и патиссоны практически не продаются. Это потому, что жители города обеспечивают себя данными овощами самостоятельно. Думаю, что в скором времени овощная торговля столицы будет заниматься только бананами, ананасами и прочими киви, которые в неволе Подмосковья не размножаются. Потребности в картошке, морковке, свекле, капусте всех сортов и видов, редьке и редиске будут полностью удовлетворены посредством работы жителей в выходные дни на перепаханной ниве своих соток.

Психологи всего мира давно установили, что в любой точке нашей планеты нормально развитый человек прекрасно разбирается в трех вопросах: в воспитании детей, в политике и в футболе. А наши российские люди, кроме того, отлично рубят еще и в сельском хозяйстве. Именно поэтому указанная отрасль человеческой деятельности развита в нашей стране, как нигде. Действительно, ни в одной стране мира нет столько фермеров, сколько их есть в одном только Подмосковье. Ну и, как вы понимаете, результаты просто поразительные.

К сожалению, а может быть, к счастью, Юрик Воронин имел возможность заработать себе и своей семье на баклажан, не ковыряя мотыгой свой участок земли. Поэтому не только полностью отучил своих домочадцев от земледелия, но и сам из всего многообразия сельскохозяйственных работ прилично владел только вождением электрической газонокосилки. Его соседи по даче, неспособные привыкнуть к чудачествам Воронина, водили своих гостей осматривать его участок, с ужасом и возмущением повествуя им о том, что в этом хозяйстве не выращивается ничего, кроме травы! Вот этой самой коротенькой травки! Ничего! Более того, и этой ничтожной травке не дают достойно расти, срезая ее еженедельно почти под корень. Я думаю, что окружающие Воронина фермеры уже давно линчевали бы его, а землю национализировали в свою пользу, если бы Светлана не выращивала совершенно потрясающие розы. Причем делала она это с такой удивительной легкостью, что создавалось впечатление, будто эти чудесные цветы растут, не требуя ухода, радуя хозяйку своими красками и ароматами просто потому, что она им очень нравится и ее необходимо порадовать.