Евгений Малинин - Ученик

– Я тоже люблю гулять по Москве. А еще я люблю ходить по театрам, но, к сожалению, сейчас не сезон. Слушай, а может, ты голодна, может, мы куда-нибудь зайдем перекусить?

Она отрицательно покачала головой. Боже, как она качала головой! От ее покачивания головой у меня просто подгибались колени. По сравнению с этим все другие покачивания головой выглядели, словно эту голову мучил припадок хронической эпилепсии. Ну вот, опять ком в горле.

– Нет, я не голодна. Вот мороженое я, пожалуй, съела бы.

Впереди маячила вывеска «Баскин Роббинс», и мы заглянули в это заморское заведение. Получив свои вазочки с холодным лакомством, мы уселись у окна и медленно ковыряли ложечками разноцветные шарики, посыпанные шоколадом и кокосовыми стружками.

– Раз мы решили просто гулять, – прервал я молчание, – говори, в какую сторону мы направляемся?

– Мы направляемся в сторону моего дома. Сейчас дойдем до площади Ильича и на метро поедем до Новогиреево. Там я живу. Ты согласен меня проводить?

– Я готов тебя проводить хоть… Да куда тебе угодно. А уж Новогиреево – это вообще по соседству со мной.

– Правда?

– Конечно. Я живу на Вешняковской, недалеко от Выхино. Но я предлагаю пройти еще немного и поехать до Новогиреево на трамвае. Люблю ездить на трамвае. Как мое предложение?

– Принято. – Она опять улыбнулась. Нет, вы поймите – она улыбнулась только мне!

– А по пути ты расскажешь мне о себе. Кто ты, откуда, какой ты. И какие у тебя еще есть необычные способности, кроме тех, которые ты демонстрировал сегодня своему другу, – теперь взгляд ее был серьезен и горел заинтересованностью. – Например, часто ли ты падаешь в обморок, как сегодня за столом.

– Ни в какой обморок я сегодня за столом не падал. – Я говорил с улыбкой, но твердо. Еще не хватало, чтобы она решила, что я припадочный. – Просто как раз в этот момент со мной в телепатическую связь вступил один мой знакомый. Кстати, именно он и сообщил мне, что шеф вернулся из-за границы. А вообще-то все эти необычные, как ты сказала, способности у меня появились буквально на днях. Если хочешь, я тебе, конечно, расскажу, только, боюсь, ты испугаешься и больше не захочешь меня видеть.

Она задумчиво, каким-то грустным, долгим взглядом посмотрела на меня и, помолчав, сказала:

– Я не думаю, что ты сможешь меня испугать до такой степени, что я стану тебя избегать. Скорее я буду тебя избегать по другой причине. А если ты когда-нибудь узнаешь мою историю, то сам скорее всего не захочешь меня больше видеть.

Клянусь, я увидел, как у нее в глазах блеснули слезы.

Я воткнул ложечку в недоеденное мороженое, встал и торжественно произнес:

– Пусть эта голова станет лысой, как коленка, пусть эти руки вытянутся до колен, а спина согнется дугой, пусть эти ноги не смогут сделать ни шагу, пусть мои мозги высохнут, как песок Сахары, пусть я заболею всем, что содержится в пяти томах Медицинской энциклопедии, пусть я забуду, как меня зовут, пусть… Что бы еще такое себе пожелать? В общем, пусть со мной случится все что угодно, если я по своей воле не захочу тебя видеть. Аминь…

Видимо, я выглядел достаточно комично, потому что слезинки на ее глазах мгновенно высохли, а на губы вернулась ее замечательная улыбка. Правда, все немногочисленные присутствующие, глядя на меня, просто покатывались со смеху, но мне было наплевать. Пожалуй, впервые в жизни мне было наплевать на то, что обо мне подумают окружающие. Главное, что она улыбалась!

– Болтун ты, Илюшка. – Она впервые назвала меня по имени, и мое сердце запело, что ему не хочется покоя.

– Ладно, давай рассказывай…

– Мой рассказ… – начал я голосом ведущего из старых радиопостановок, – …будет недолгим и грустным. Я – Милин Илья Евгеньевич, родился в славном городе Москве в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году от Рождества Христова…

Я не буду пересказывать все, что я плел Людмиле, большую часть этой истории я изложил в начале этих записок. Правда, в этот раз мое повествование не было таким сухим, наоборот, оно изобиловало самыми замечательными подробностями, которые доказывали, каким замечательным и неповторимым был рассказчик. И никакой лжи! И пусть кто-нибудь попробует меня осудить! А закончил я свою исповедь следующим пассажем:

– …И вот в ночь с прошлого понедельника на вторник мне приснился сон. Странный, яркий, запомнившийся мне в мельчайших деталях, сон. Будто бы я попал в неведомый мир, в котором почти все жители постоянно и систематически используют магию, в котором я – чужой и не очень желанный гость, в котором за мной охотились могущественные маги, а мне помогали странные, порой совсем нечеловеческие существа. В конце концов мне удалось вернуться назад, или проснуться, я точно не знаю, только оказалось, что я проснулся двадцать четвертого числа. То ли я проспал пять суток, то ли я эти пять суток где-то провел, не знаю. Вот после этого сна у меня появились всякие аномальные способности.

В течение всего моего повествования она ни разу меня не перебила. Она слушала, буквально раскрыв рот, как слушают увлекательную детективную повесть. Я ведь ей рассказывал банальную повесть о жизни рядового, достаточно среднего москвича, не более… О том, что со мною было в моем сне, я только бегло упомянул.

Когда я замолчал, мы уже давно покинули кафе и подходили к «Авиамоторной».

Мы остановились на пустой трамвайной остановке. Было еще светло, но чувствовалось, что вечер вот-вот накроет город потемневшим звездным небом. Уличная суета практически утихла, прохожих было немного, оно и понятно – это не центр города, фланирующих гостей и обслуживающего их персонала здесь не было. Она повернулась ко мне и неожиданно произнесла:

– Значит, ты теперь совсем один. У тебя никого нет?

– Знаешь, я тоже так думал. Но оказалось, что в моей квартире, как я только вчера узнал, вместе со мной живет еще одно существо. Просто я его до сих пор не видел. Или он очень хорошо прятался.

– Кто же это? – ее очень заинтересовал мой сосед.

– А ты смеяться не будешь?

– Ну почему я должна смеяться?

– Это… домовой. Его зовут Гаврила Егорыч.

– Ну и что! Я тоже встречала домового…

Вот этого я ну никак не ожидал. Может, она просто не хочет показать, насколько я по-идиотски выгляжу, мелькнула у меня мысль. Но она спокойно продолжила:

– У нас дома тоже живет домовой. Я его давно разглядела, еще когда маленькая была. Он сначала, видимо, думал, что его никто не видит, и шкодил напропалую, а когда понял, что я его вижу, стал прятаться. Я так хочу с ним подружиться, а он прячется!

– И как же он выглядит?

Она не почувствовала расставленную ловушку.

– Маленький такой, беленький, лохматенький, даже личико лохматенькое. Такой смешной! Он утащил у мамы рейтузы, отрезал у них чулки и бегает теперь в таких смешных штанишках. Когда я маме рассказала, что я вижу домового, она сказала, что у меня это наследственное… – Она неожиданно замолчала, и я почувствовал, как она напряглась и замкнулась в себе.