Елена Самойлова - Паутина Судеб

Я поднялась и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. У меня есть еще один долг, который я обязана отдать здесь и сейчас. Странное дело, но почему-то стало спокойнее. На плечо словно легла до боли знакомая теплая рука – невесомая, неощутимая. Будто душа моего наставника все еще кружила птицей над уже остывшим телом, прощаясь со всем, что было дорого при жизни, и по мере сил стараясь в последний раз ободрить и поддержать. Лексей передал мне свои знания, а вместе с ними – частичку самого себя, своей уверенности и спокойствия. Его уже не было в мире живых, но и Грань до похорон он не переступит…

На довольно грубый, наспех сколоченный на дворе у избы помост над кучей притащенного из лесу валежника, накрытый новой беленой скатертью с ярко-алым вышитым узором, Лексея Вестникова мы с Ладиславом перенесли почти торжественно. Ветер нес следом за нами традиционный каравай, туесок с медом и посох моего наставника, тот самый, с которым старый волхв не расставался в последнее время, – прощальные дары умершему. Тело, завернутое в холстину, мы положили на помост, рядом с ним посох и старую, повидавшую многое на своем веку, потертую знахарскую сумку с набором снадобий. Туесок с медом и каравай согласно старинной традиции мы оставили в ногах у покойника и отошли на несколько шагов от помоста с телом.

– Кто-нибудь хочет что-то сказать напоследок? – глухо произнесла я, обводя взглядом Ладислава и Ветра, стоящих поодаль.

«Мы хотим», – раздался у меня в голове знакомый приятный голос, и во двор, неторопливо ступая, зашел Серебряный, опустив голову к земле. Следом за ним – мой названый брат и темно-серая, почти черная волчица, имени которой я не помнила, но знала, что она подруга вожака стаи.

Снег тихо ложился на землю и на белый холст, накрывавший тело моего наставника, а волки все прибывали. Спустя минуту мне показалось, что попрощаться с Лексеем Вестниковым пришла вся стая Серебряного – пусть в небольшом дворике перед избушкой хватило места немногим, зато за низким забором мерцали десятки зеленоватых огоньков глаз.

Рослый вожак склонил голову, почти касаясь мордой пушистого снежного ковра, и тихонечко рыкнул. Я сложила ладони лодочкой, затеплила меж ними яркий лепесток бело-голубого пламени, который и стряхнула куда-то под деревянный настил…

Секунду ничего не происходило, а потом погребальный костер с ревом взметнулся ввысь на добрую сажень, окутывая сверкающим коконом настил с телом Лексея Вестникова и постепенно становясь из бело-голубого золотисто-рыжим. Я невольно подалась назад от жгучего жара, закрывая лицо от летящих искр, и тут Серебряный завыл «поминальную» волчью песнь.

Сильный, тягучий волчий вой расколол тишину зимнего леса, рассыпался эхом среди деревьев. К Серебряному вначале присоединилась его подруга, затем – мой названый брат, а вскоре единым слаженным хором пела прощальную вся стая.

Падали с небес крупные хлопья снега, постепенно затухало разбуженное стихийное пламя на угольках погребального костра, а я почти ощущала, как вместе с белесым, пахнущим почему-то летней сосновой смолой дымом и волчьим воем поднимается к предкам душа моего наставника. Казалось, еще чуть-чуть – и я смогу ее увидеть, в последний раз заглянуть в лучащиеся добротой строгие карие глаза, коснуться кончиками пальцев твердой старческой ладони…

Я неотрывно, до рези в глазах, всматривалась в ночное небо, затянутое снеговыми облаками, и душа моя рвалась ввысь следом за волчьим воем и рыжими искрами. Слезы медленно текли по щекам, капли срывались с подбородка, падая на вытертый воротник зимней куртки. На миг стало легко-легко, словно я действительно сумела отпустить наставника… как птицу на волю…

Сильный северный ветер, несущий с собой снег, вдруг поднялся над макушками деревьев, срывая слезы с моих щек и развеивая пепел погребального костра. Волчьи голоса плавно затихали – словно разумные собратья Серебряного, допев свой «куплет», попросту тихонько расходились по родным норам, оставляя людей с чувством отданного последнего долга. Ладислав неслышно подошел ко мне и, приобняв за плечи, легонько коснулся губами моих волос.

– Легкой ему Дороги, Еваника… И светлой памяти.

Я всхлипнула, рукавом вытирая слезы и, отстранившись, шагнула прочь от черного круга остывающего пепелища.

– Мне надо… немного побыть одной. Присмотри за мальчиком, я скоро вернусь. Со мной здесь ничего не случится… Родной лес-то…

Некромант только кивнул, а я уже шла за ворота, толком не видя перед собой ничего. Становилось холодно, и я машинально набросила на голову капюшон куртки, затягивая завязки непослушными от холода пальцами. Справа на тропе мелькнула темная тень, моего сознания коснулся успокаивающий голос Подлунного – названый брат все-таки решил приглядеть за мной, не мешая моему уединению. Он просто дал знать, что будет рядом, если понадобится, и это было, как ни странно, лучшим утешением.

Я шла через лес по заметенной снегом тропинке, и тусклый голубоватый светлячок уныло вился над моим правым плечом, то поднимаясь над низко нависшими ветками деревьев, то опускаясь почти к земле. Подлунный, поначалу следовавший в некотором отдалении от меня, спустя какое-то время приблизился и молча пошел рядом по тропе. Снег еле слышно поскрипывал при каждом моем шаге, дыхание белесым облачком срывалось с губ, мороз ощутимо пощипывал кончики пальцев, когда я выбралась на поляну, почему-то не покрытую снежным полотном. Подлунный остановился у края как вкопанный, недоверчиво принюхиваясь к влажной, остро и пряно пахнущей палой листвой, недавно прошедшим дождем и поздними грибами земле, а я почему-то не задумываясь переступила незримую границу, отделяющую зиму от поздней осени.

В центре почти круглой поляны росло низенькое кривоватое дерево, березка, простирающая обнаженные тонкие веточки к темно-серому небу. Все корни ее были засыпаны облетевшей листвой, да столь ровно, что казалось, будто бы кто-то специально приходил сюда с граблями и аккуратно сгребал листья к корням деревца так, чтобы получилось нечто вроде холмика.

Я подошла к березке и уселась у ее корней прямо на гору потемневшей палой листвы. Уткнулась лбом в подтянутые к груди колени и тихонечко заплакала. Наверное, так уходит детство. Не с первой любовью, замужеством или рождением детей, а вместе с теми, кто тебя вырастил и воспитал. Пока есть человек, к которому всегда можно прийти со своими проблемами, заранее зная, что он над тобой не посмеется и не прогонит прочь, а всегда выслушает и если не даст совет сразу, то хотя бы побудет рядом, – детство продолжается. С человеком, который любит тебя за то, что ты просто есть на этом свете, для которого твои поступки – неважно, какие они, плохие или хорошие, – являются лишь поводом для радости или огорчения, а не для того, чтобы тебя бросить или приблизить к себе…