Дэвид Геммел - Оседлавший Бурю

— Мойдарт хочет…

— Чтобы я пошел с тобой в Эльдакр. Ни за что.

— Глупое решение, Подермил. Мойдарт не из тех, кого стоит разочаровывать.

— Ты меня не понял. Я пойду в одиночку. За Мойдартом следят, но не постоянно. Ваш с ним разговор они пропустили, что хорошо, иначе я бы не согласился ни на какие условия.

— За Мойдартом никто не следит. Я бы заметил.

— Нет, — энергично покачал головой Подермил, — этих ты бы не заметил. Они витают в воздухе и невидимы для человеческого глаза. Их сила очень велика.

— Я тебе не деревенский простофиля, — улыбнулся Хансекер. — Избавь меня от этой чуши.

Старичок развел руками:

— Вы с Мойдартом говорили в самом верхнем покое его зимней резиденции. Стоя у окна на юго-запад, он спросил, не знаешь ли ты кого-нибудь, обладающего силой, — провидца или волшебника. Ты поразмыслил и назвал меня.

Хансекер заерзал на стуле:

— Все, пора разоблачать фокус. Рассказывай, как ты это узнал.

— Фокусы тут ни при чем, Хансекер. Проще говоря, провидец всегда слышит, когда упоминают его имя. Насколько мне известно, сейчас Мойдарт под наблюдением круглый день, но когда он отправляется спать, за ним не следят. Когда вернешься в Эльдакр, иди к нему после полуночи и скажи, что я приду, но он заплатит мне десять фунтов.

— Ты сошел с ума, Аран? Это больше, чем стоит твой дом! Да он тебе за такую наглость глаза выколет!

— Без меня ему не пережить эту зиму. Кстати, как и тебе, за тобой тоже иногда приглядывают. Они тебя не забудут, будь уверен. Десять фунтов — сумма, в которую я готов оценить свою жизнь.

— Кто это — они?

— Ты что, не слушал меня? — покачал головой Аран. — Ни я, ни ты, ни Мойдарт — мы не должны называть их имен. Лучше говорить «враги». Назови ему мою цену. Я приду завтра, после полуночи.

— Больше ничего не скажешь?

— Нет, скажу, — ухмыльнулся Аран Подермил. — Человек, которого ты побил, бродит снаружи и хочет с тобой поквитаться.

— Хоть какая-то польза от твоего колдовства!

— Я заметил, как он заглянул в окно.

— Ну что ж, — расхохотался Хансекер, — с удовольствием полюбуюсь, как ты торгуешься с Мойдартом. Завтра увидимся.

— Если на то будет воля Истока, — ответил Аран без тени улыбки.

Хансекер встал и надел шубу.

— Можешь переночевать у меня, — предложил Подермил.

— У меня еще дела.

Хансекер взял посох, открыл дверь и вышел наружу. Из тени на него что-то бросилось, но он взмахнул посохом и обрушил его на голову нападающего. Тот рухнул в снег.

— В старые времена речной народ был посерьезнее, — сообщил Хансекер выглянувшему на улицу старичку.

— Старые времена всегда лучше, — улыбнулся в ответ Аран.

Как подобает почтительному сыну, Гэз Макон каждый месяц посылал домой письма, извещая отца о своих передвижениях, а также те новости, которые могли бы его заинтересовать. Говоря по правде, Гэз плохо представлял, что могло бы заинтересовать Мойдарта — до сих пор отец ему не отвечал. Гэз сел в гостиной, погладил улегшегося у его ног Солдата и снова перечитал письмо:

До меня вкратце дошел слух о твоей дуэли с Ферсоном. Опиши в подробностях, что к ней привело и что за ней последовало, не упусти ни одной детали. Не отпускай от себя Мулграва и избегай распланированных действий. При первой возможности сложи с себя полномочия и возвращайся в Эльдакр.

М.

Гэз грустно улыбнулся и покачал головой. Ни приветствия, ни слова о том, как дела в Эльдакре.

Он сунул письмо в карман, подошел к маленькому зеркалу на стене и старательно завязал белый шейный платок, тоже шелковый, купленный в столице четыре года назад, кода жизнь казалась неизмеримо проще. Он осмотрел свое отражение: великолепный голубой камзол, расшитый серебряной нитью, белая шелковая рубашка с кружевным воротником и манжетами, серые бриджи, начищенные до блеска ботинки — одежда напоминала о спокойных временах, балах и вечеринках, театрах и званых обедах. Однако лицо не давало обмануться: впалые щеки и усталые, повидавшие слишком много глаза говорили сами за себя.

«При первой возможности сложи с себя полномочия и возвращайся в Эльдакр».

Как бы это было заманчиво! Гэз поправил шейный платок и отошел от зеркала. Солдат поднял огромную голову и вильнул хвостом.

— Нет, сегодня ты останешься здесь, приятель, — сказал Гэз, похлопав пса по загривку.

Все же Солдат увязался за ним, и его, яростно лающего, пришлось загонять обратно в дом. Ждавшие снаружи Тайбард Джакел и Каммель Бард отсалютовали.

— Из дома пишут? — спросил Гэз, выходя на главную улицу. Джакел, с ружьем наперевес, поравнялся с генералом.

— Уже месяц не пишут, сир. Зима, говорят, суровая.

— Наши зимы лучше, чем оставаться здесь.

— Это верно, сир.

— Вы сохранили золотую пулю? — полюбопытствовал Гэз.

— Да, сир. — Тайбард похлопал себя по груди. — Давненько это было.

— Неплохое было время, Джакел.

Они миновали мост, даже не оглянувшись на него.

В дом мэра уже начали прибывать гости. Гэза встретила его жена, невысокая и когда-то очаровательная женщина с грустным лицом. Гэз поклонился и поцеловал ее руку. Она провела его в гостиную, где собралось примерно двадцать человек. От небольшой группы отделился хозяин и поклонился. У него было красное лицо и, что удивительно, учитывая повсеместную нехватку еды, изрядный запас лишнего веса.

— Добро пожаловать, генерал, — сказал мэр, улыбнувшись одними губами. — Очень рад вас видеть. Позвольте представить вас моим друзьям, полагаю, с некоторыми вы уже знакомы.

Гэз последовал за ним, здороваясь и пожимая протянутые руки. Пока он справлялся, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке. Генерал не собирался оставаться надолго. Прием был организован в спешке, чтобы почтить прибытие Кордли Лоэна. Гэз не мог отказаться прийти, не нанеся ему еще одного оскорбления.

Лоэн, облаченный в расшитый малиновый камзол, расположился у камина, в окружении знатнейших горожан. Они улыбались, кивали, ловили каждое его слово. Рядом стояла его дочь, в великолепном одеянии из зеленого атласа.

Мэр подвел Гэза к Лоэну, который, заметив их, сощурился, не прекращая улыбаться.

— Добрый вечер, генерал Макон, — сказал он.

— Добрый вечер. Надеюсь, у вас все в порядке.

— Насколько это возможно в эти ужасные времена, — сказал он. — Вы, конечно, помните мою дочь, Корделию.

— Да, сир.

Гэз встретился с ней глазами и почувствовал, как внутри все сжалось. Девушка даже не попыталась скрыть свою неприязнь.

Нависла неловкая пауза. Гэз не смог придумать, что сказать. В конце концов толстый мэр пробормотал что-то невразумительное, кто-то из гостей заговорил о погоде, и неприятные мгновения миновали.

Как только представилось возможным, Гэз отошел к столу, где стояла огромная чаша с пуншем, и, чувствуя себя последним дураком, зачерпнул себе чашечку.