Алёна Киселёва - Шанс на жизнь, шанс на смерть

— Ужас, — вырвалось у меня.

Теперь поверхность с точечками лодок казалась мне донельзя зловещей, словно и не лодки вовсе, а гробы покачивались на воде… Тоска и отчуждённость разливались по озеру, прилетали к дороге с каждым порывом ветра — я ощущала это и раньше, но только сейчас поняла, откуда. На мой тихий возглас Игнис обернулся, долго смотрел мне в глаза — казалось ещё чуть-чуть, и он снимет с сердца пару блоков, откроется немножко больше, чем обычно, но… Наёмник просто отвернулся и продолжил говорить, словно и не прерывался.

— Не понятно мне одно: почему ты так рьяно защищаешь магов, если они даже не позволили тебе закончить обучение. При твоём характере ты должен бы их ненавидеть, даже понимая, что способности действительно подкачали.

Игнис говорил спокойно, без эмоций, чем доводил Кейрена до белого каления. Сжав зубы, вор удержался от неосторожного ответа, который, по всей видимости, так и просился на язык, и злым тоном проговорил:

— Я защищаю не магов, а политику Совета относительно других рас, с которой я полностью согласен. А со способностями у меня всё в порядке!!!

Обидно фыркнув-усмехнувшись, Игнис не стал ничего отвечать и подогнал свою лошадь, увеличивая дистанцию между нами до нескольких метров. Сомнений в том, что разговор окончен, ни у кого не возникало… Кейрен явно был крайне недоволен, что не сумел оставить последнее слово за собой, но, несмотря на его злой вид, я всё же решилась задать ещё пару вопросов — никогда не любила усмирять любопытство.

— А как они жили раньше, если теперь им так плохо на этом озере?

Гримаса блондинки на научном симпозиуме сработала и на этот раз: хоть и без прежнего энтузиазма, Кейрен снизошёл до ответа:

— Они большего не заслуживают, — агрессивно выпалил он, но, смутившись появившегося на моём лице неприязненного выражения, продолжил более мягко. — До отделения практически все водозависимые оборотни проводили жизнь в плаваниях на морских и речных судах. Справедливости ради скажу, суда их считались самыми надёжными для перевозки ценных грузов и высокопоставленных особ, а услуги были по карману далеко не каждому. Такая жизнь их устраивала: будучи как нельзя более близко к родной стихии, они не испытывали неудобств в человеческой ипостаси и могли годами утаивать свою расовую принадлежность, если в том возникала потребность. Уверен, на морских судах до сих пор можно найти успешно скрывающихся от закона оборотней. Но ничего, однажды у Совета и до них руки дойдут, — с непонятным мне фанатизмом закончил вор.

— Геноцид какой-то, — тихо буркнула я.

Кейрен подозрительно на меня покосился, однако переспрашивать не стал, догадываясь, что объяснение вряд ли окажется для него лестным.

Тем временем озеро осталось позади, дорога повернула, открывая взору бескрайний луг с ароматным запахом полевых цветов и лета. Пейзаж не менялся до самого вечера, когда яркий закат окрасил травы в зловещие оттенки красного, а на горизонте появился и начал стремительно приближаться силуэт мельницы. По мере нашего продвижения по краям дороги стали всё чаще появляться старые, заросшие бурьяном пепелища, обгорелые остовы домов и хозяйственных построек, а кое-где даже выбеленные солнцем и ветром кости. Казалось, мельница была единственным, что осталось от крупного, необычайно плотного для оборотней поселения. Лопасти печально поскрипывали от каждого дуновения ветра вместе с приоткрытыми ставнями единственного окна. Мы уже собирались проехать мимо, но вдруг я отчётливо увидела, как дверь мельницы на мгновение приоткрылась и тут же захлопнулась вновь.

— Здесь кто-то есть, — шёпотом проговорила я, но тихий голос разнёсся, казалось, на весь луг.

Игнис остановился, с сомнением оглянулся на возвышающуюся рядом мельницу.

— Попробуем попроситься на ночлег, — решился он. — В этих местах небезопасно оставаться без крыши над головой в тёмное время суток.

Я охотно развернула Арктура, хотя одинокая мельница и не вызывала у меня доверия; Кейрен нарочито небрежно пожал плечами, силясь скрыть радость за безразличием — просить приюта у оборотня было для него всё-таки лучше, чем остаться ночью ничем не отгороженным от местных жителей. Мы подъехали ко входу, спешились, Игнис на правах главного постучал в дверь. Ответа не последовало ни через минуту, ни через две, только было слышно как ветер свистит в перекрытиях, продувая мельницу насквозь через частые щели в стенах.

— Может, тебе показалось? — недоверчиво уточнил Кейрен.

Я пожала плечами и, решительно взявшись за ручку, потянула дверь на себя; та легко поддалась и с лёгким скрипом распахнулась. Внутри было сыро и пахло прелой мукой — у дальней стены под лестницей лежало несколько мешков, забитых до отказа, там же, попав под случайный лучик света, блеснули глаза.

— Эй, зачем вы прячетесь?

Я осторожно сделала пару шагов вперёд, и хозяин мельницы решил не дожидаться, пока я подойду, а вылез сам: оборванный, невысокий и болезненно худой он буквально подбежал ко мне, заставив мнительно отшатнуться, но тут словно силы покинули его — оборотень отступил и опустил глаза, воспалённые, как от долгого недосыпания.

— Уходите отсюда и поскорей, — не допускающим возражений тоном сказал он, очевидно надеясь, что мы тотчас же без вопросов развернёмся и уйдём.

— Мы хотели всего лишь попросить о ночлеге, — вежливо ответил Игнис, выдвигаясь вперёд.

Оборотень хрипло рассмеялся.

— О ночлеге? Здесь? Да вы не представляете, куда попали.

— Мы будем весьма благодарны вам, если вы нам об этом расскажете, — терпеливо продолжил наёмник.

— Рассказать? Отчего же не рассказать, только время дорого. Да вы, я вижу, просто так не уйдёте… Здесь раньше деревня была клана чёрных волков, да беда к нам пришла, маленький я тогда совсем был. Хворь на нас напала, да непростая — всяк её прихвативший по ночам в безумие впадал. Как зайдёт солнце — оборачивались бесконтрольно и нападали на всё, что движется, ни своих, ни чужих не различая. Пытались как-то спасаться, лечиться, по ночам в подвалах себя запирали — да всё без толку. И недели не прошло, как ни одного здорового оборотня в деревне не осталось. Всё меньше нас становилось, а однажды утром очнулись на пепелище. Что горело, как горело, никто не знает. Мы же ночного безумия не помним. Остатки деревенских разбрелись по окрестностям, не знаю, что с ними потом стало, а я здесь остался, хорошенько на ночь запираюсь и никому вреда не чиню. А теперь убирайтесь отсюда, да поскорей, не ровен час солнце сядет.

Перспектива ночевать на лугу, по которому, возможно, до сих пор бродят обезумевшие волки-оборотни, меня совершенно не прельщала, и спутники мои, похоже, это мнение разделяли.