Роман Афанасьев - Принцесса и чудовище

Вэлланор вздохнула, отошла от окна и начала раздеваться. Нужно выспаться, чтобы завтра сполна насладиться новыми пейзажами этой бескрайней страны. Страны, которой она будет править как настоящая королева.

Расстегивая крючки на тяжелом бархатном платье, Вэлла вдруг поняла, что, мечтая о королеве Вэлланор, она совсем забывает о короле Геордоре. Она постаралась припомнить его лицо — и не смогла. А ведь он станет ее супругом. Это он будет править страной, а она, как верная супруга, должна будет повиноваться своему мужу. Король. Какое веское и чужое слово. Холодное, словно камень горных скал.

Зябко поежившись, Вэлла повела плечами и выскользнула из платья. Нет, в такой чудесный вечер суровый король казался далеким и малозначительным персонажем. Вэлла никак не могла представить, что какой-то старик возьмет ее за руку и поведет к трону. Нет. Сегодня в воздухе разлито волшебство. Незнакомый странствующий герой — вот чей образ выглядел более реальным. Молодой незнакомец, чем-то похожий на старшего офицера ривастанцев, вот кто мог неожиданно встретиться на пути принцессы Вэлланор. Загадочный и мрачный, как все герои, потому что над ним висит древнее проклятье, снять которое может лишь молодая королева. Она возложит венок на голову героя, и чары спадут. Герой улыбнется, возьмет ее за руку и отведет в лес, на зеленую поляну, где солнечный свет будет литься с неба, подобно водопаду… Герой опустится на колени…

Когда в комнату вошла служанка с подносом, уставленным всевозможной снедью, она увидела, что молодая гостья сладко спит на кровати, полураздетая, не успевшая даже снять сапоги. Служанка поставила поднос на стол и собралась выйти. Но, взглянув на счастливое лицо девчонки, что улыбалась во сне, осталась. Она подошла к кровати, осторожно сняла с гостьи обувь, выпутала ее из дорожного платья, уложила поудобней и накрыла одеялом. Северная принцесса, измученная тяжелой дорогой, даже не проснулась. Служанка, которой не раз приходилось укладывать спать дочку после ночной работы в таверне, печально улыбнулась.

— Желаю тебе счастья, принцесса, — тихо проговорила она. — Пусть хотя бы у тебя все будет хорошо, девочка с севера.

Вэлланор лишь тихо застонала. Ей снился чудесный сон о залитой солнцем лужайке и странствующем герое, чье мрачное лицо вдруг озарила робкая улыбка.

Рассвет застал Сигмона врасплох. Казалось — еще ночь, и он лишь на миг задремал в седле, пустив Ворона шагом, чтобы тот немного отдохнул. И вдруг — первые лучи восходящего солнца, холодные, но такие яркие, бьют в лицо, пробуждая от сладкой дремы.

Королевский гонец выпрямился в седле, потянулся, расправляя затекшую спину. Потом снял перчатку с левой руки и потер лицо, пытаясь смахнуть остатки сна. С правой руки он до сих пор не снимал перчатку на людях. Даже когда оставался один, когда некому было смотреть на его уродство — не снимал. Ему было страшно. Слишком ярким было это напоминание о его уродстве, слишком явно оно кричало о том, что у него все еще есть шанс превратиться в бесполую чешуйчатую тварь, одержимую жаждой крови.

Сигмон передернул плечами и затряс головой, сбрасывая остатки ночного кошмара. Нет, все это глупости. Он жив и здоров, с неба светит солнце, впереди новый чудесный день. Еще один, когда можно дышать, говорить, бегать — просто жить, наслаждаясь каждым мгновеньем.

Привстав на стременах, граф огляделся, пытаясь оценить предстоящий путь. Тщетно. В этих местах Королевский тракт шел через густой хвойный лес, превращаясь в широкую просеку, чьи обочины быстро зарастали молодыми елочками и ветвистым кустарником с острыми листьями и колючими шипами. Дорога не просматривалась — она уходила в глубь леса и терялась там. Под копытами Ворона — утоптанная земля, еще звонкая от ночного морозца. Безлюдно, и на дороге нет свежих следов — это Сигмон отметил сразу. В самом деле, кто сунется ночью в лесную чащу, где может водиться все что угодно — от разбойников до привидений. Разве что королевский гонец, спешащий исполнить свой долг.

Сигмон растер ладонью шею, разгоняя застоявшуюся кровь, и подбодрил своего нового скакуна каблуками. Тот грозно засопел, но сорвался с места в галоп, словно надеясь согреться на бегу. Копыта Ворона били в мерзлую землю, и по заснувшему лесу его топот разносился, словно гром.

Покачиваясь в седле, граф посматривал по сторонам, пытаясь понять, как далеко до Гартема. Но здесь он раньше не был, места незнакомые, и он никак не мог определить, сколько еще часов придется провести в седле. По рассказам стражи в Тире, Сигмон понял, что до соседнего города можно добраться за ночь хорошей скачки. Сначала граф собирался поступить именно так — гнать скакуна всю ночь, пока тот способен держаться на ногах. Спешно покинув Тир, Сигмон действительно гнал Ворона галопом, пытаясь как можно быстрее убраться из негостеприимного города. Но вечерняя скачка измотала Ворона. Сигмон не собирался загонять скакуна — тот пришелся ему по душе, и граф надеялся оставить его себе. Поэтому он и позволил скакуну отдохнуть — пустил его шагом, а сам задремал в седле. Бутылка вина была лишней. Совершенно и определенно. Как и та, которую он взял в дорогу и выхлебал в кромешной тьме, в одиночку, на полном скаку, под неодобрительное фырканье Ворона. И вот теперь они оба затерялись в глуши, в восточных дебрях необъятного Ривастана. Хорошо хоть дорога не даст пропасть окончательно — рано или поздно она выведет к Гартему, а там останется только разыскать кортеж с таримцами и тогда можно будет перевести дух.

Лесная просека, и здесь носившая громкое имя Королевского тракта, внезапно вильнула в сторону, ныряя между двух высоких холмов, заросших елками, и вывела гонца в широкую ложбину. Здесь, на краю этой впадины у изножья холмов, походящей на узкую чашу, Сигмон ухватился за поводья и резко остановил Ворона. Тот заплясал на месте, захрапел, но всадник нагнулся, прижался к черной гриве, и тихая угроза, исходящая от его странного тела, заставила коня умолкнуть.

Сигмон выпрямился в седле, разглядывая лесную дорогу, перегороженную упавшей елью. Лесной великан с разлапистыми ветвями наглухо перекрыл путь, превратившись в колючий вал не меньше человеческого роста. И Сигмон готов был поклясться, что случайности в этом не больше, чем в восходе солнца, — на той стороне дороги, прямо перед упавшей елью, остановился небольшой отряд, в котором граф без труда узнал цель своего путешествия.

У самых ветвей поваленного дерева гарцевали пятеро всадников в грязно-зеленых мундирах пограничной стражи Ривастана. За ними высилась черная коробка походного экипажа, запряженная четверкой лошадей. Ее охраняли всадники в черных плащах, по пять с каждой стороны — все как на подбор рослые, плечистые, вооруженные длинными клинками. Еще пятеро таких же крепышей прикрывали экипаж с тыла. Позади них сбились в кучу пятеро всадников, на вид довольно хлипких и безоружных. Слуги, не иначе.