Дмитрий Распопов - Мастер клинков - Начало пути

Брови гнома немного поднялись, но тут же вернулись на место. Он внимательно на меня посмотрел и его брови снова поднялись вверх. Неожиданно, так же на гномьем он произнёс:

— Одевай фартук, бери молот и сделай мне подкову.

Я удивлённо на него посмотрел, но спорить не стал. Сняв одежду, чтобы не прожечь её, я остался в одних трусах. Затем надел фартук и, взяв горновые клещи для закладки металла в горн, подошёл к куче лежащих обрезков металла, выбрал кусок, подходящий по размеру для подковы и сунул его в огонь. Гном тем временем закончил работу и положил подкову на камни рядом с половиной деревянной бочки, по которой журча бежал ручей, держа её всегда полной.

Гном отодвинулся от наковальни и внимательно стал на меня смотреть. Поняв, что он устраивает мне проверку, я не захотел подвести своего дедушку и постарался вспомнить всё, чему он меня учил. Странно, но все мои знания прекрасно вспомнились, даже те слова деда, которые, как я думал, навсегда забыл. Особенно странно это было потому, что я помнил слова деда и отца только касаемо кузни и металла, а всё остальное вспомнить не мог, как ни старался.

Подойдя к горну, я посмотрел вниз. Там располагались ножные мехи, с помощью которых, со слов деда, раньше в горн для увеличения температуры пламени закачивался воздух. Затем я посмотрел в горн и увидел, что угли пышут жаром.

«Всегда сбрызгивай угли водой, — вспомнились слова деда, — так и стабильный нагрев металлу дашь и он быстрее нагреется». Я зачерпнул ковшом воды из ручейка и слегка сбрызнул угли: они зашипели и покрылись чёрной коркой. Отложив ковш, я стал давить ногой на меха, разогревая угли и металл. Временами, когда с углей сходила чёрная корка, я снова сбрызгивал их водой.

Посмотрев на цвет куска металла, лежащего в горне, я задумался: в зависимости от марки металла или стали существовала и температура его нагрева. По идее, работая с незнакомым материалом, я должен был засечь все цвета которые проходит металл до пережога, но мне не хотелось портить заготовку на глазах у гнома, поэтому я повернулся к нему и решил пока разговаривать с ним на гномьем:

— Цвет?

Гном хмыкнул и ответил:

— Белый.

Поработав мехами, я довёл кусок железа до белого каления. Прежде, чем достать его из горна, я подошёл к уже выкованной гномом подкове и, взяв её ковочными клещами, осмотрел со всех сторон: нужно было уточнить форму, наличие шипов и прочие нужные вещи. Запомнив всё это, я подошёл к горну, вытащил клещами поковку, взял в руки небольшой молот и нужные для формирования подковы инструменты: дорожник, пробойник, шпильку.

Странно, но всё, что сейчас делал самостоятельно, я бы никогда не смог повторить дома без дедушкиной помощи. В этом странном месте, в которое я попал, все, что когда-либо о металлах говорил дед, всплывало в памяти так отчётливо, будто это было сказано им вчера.

«Жаль, что только о металле», — с сожалением подумал я.

Поэтому, помня всю последовательность действий я начал работать: сначала вытащил полоску металла, сделал с помощью инструментов шипы на концах, затем прорубил гвоздевую дорожку. Когда я закончил первый этап, руки мои едва держали инструмент и тряслись от усталости — всё же навыка работы у меня было меньше, чем знаний. Но, держась на одной воле, я смог закончить первый этап работы и снова сунул полоску в горн для нагрева, поскольку она уже остыла. Когда заготовка снова стала белой, я вытащил её и сделал средний шип, а также пробил отверстия под гвозди.

Затем снова положил её в горн. Пока почти готовая подкова грелась, я опять взяв в руки уже остывшую подкову, выкованную гномом, и ещё раз оглядел её: на третьем этапе ковки нужно было согнуть заготовку по шаблону, потом отбухтовать внутреннюю кромку и, наконец, выровнять.

За один проход у меня это сделать не получилось, пришлось ещё два раза нагревать металл, чтобы закончить всё необходимое. Когда я клещами выносил готовую подкову, чтобы положить её на камни, для остывания, то едва держался на ногах: руки и ноги дрожали от непривычной работы, пот заливал мне лицо, а ладони грозили вскоре покрыться нешуточными мозолями. Но, украдкой глядя на гнома, я был счастлив, и моё самомнение стремительно увеличивалось — во время моей работы выражение лица гнома менялось, как погода. Сначала оно было презрительным, затем стало проступать удивление, потом недоумение, а теперь, когда я выложил подкову для остывания, гном выглядел откровенно ошарашенным. Его высоко поднятые брови и закушенная во рту борода выдавали крайнее изумление.

Не говоря ни слова, он подошёл к ещё не остывшей подкове, взял её клещами протеза, поднёс к глазам и внимательно осмотрел.

Когда моя гордость за себя стала выплывать наружу в виде счастливой улыбки на пол-лица, гном обрушил меня на землю, обломив всё.

— Качество плохое, ковка отвратительная, подкова годится, только чтобы на забор повесить, воров отгонять. И то навряд ли поможет, — закончил гном свою речь.

Повернувшись ко мне спиной, он выбросил с таким трудом сделанную подкову в кучу железного хлама, который лежал перед кузней.

— Работа, конечно, отвратительная, — повторил гном, задумчиво глядя на меня, — но я бы взял тебя в подмастерья. Согласен?

Я кисло улыбнулся ему и ответил:

— Я не планирую здесь задерживаться, скорее всего, завтра-послезавтра уйду из замка, так что спасибо вам за предложение.

Гном проворчал:

— Первый раз в жизни беру себе подмастерье, да ещё какого-то человека, пусть и говорящего на нашем языке — и тот отказывается. Да за одну только возможность поработать со мной многие в Тарских горах отдали бы руку.

Я склонил голову.

— Мне правда нужно будет уходить, уважаемый мастер.

Гном недовольно отвернулся и вышел из кузни. Я сложил все инструменты, которыми пользовался, и решил, что лучше действительно переночевать тут, чем в том клоповнике. Постелив на землю большой кожаный фартук, я уложил на него сверху свои зимние вещи — получилась, конечно, не перина, но я не привередничал.

Тут же, в кузне, я умылся и даже сполоснулся по пояс после тяжёлой работы, правда, вода в ручье была обжигающе холодной.

«Стоит привыкать к таким условиям, — грустно подумал я, — возможно, ванну и душ я увижу не скоро». Думать об этом совершенно не хотелось, поэтому я решил отложить все мысли до разговора с бароном.

Ужин у барона был предельно простым: сыр, краюхи хлеба и жареное мясо. Но я был настолько голоден, что уплетал всё за обе щёки. Правда, от меня не укрылся внимательный взгляд барона и его кивки Грану, на то, как я лихо управляюсь двузубой вилкой и ножом. Когда я и барон насытились, со стола было убрано и мы остались вдвоём.

— Для начала давай познакомимся, мой юный спаситель, — с улыбкой спросил меня барон.