Джулия Джонс - Корона с шипами

Тесса крепко сжала губы, чтобы удержаться от крика. В глубине, под поверхностью воды возникло какое-то новое течение. Две мощных струи теперь омывали ее. Тессу мотало из стороны в сторону.

Стой спокойно, приказала она себе. Стой спокойно.

Тессе все время приходилось отплевываться: соленая, смешанная с песком вода попала в рот. Но звон в ушах стал тише. Она должна думать. Думать.

Только сейчас она осознала, что впереди не видно и намека на огни Бэллхейвена. Она бежала сломя голову, ни о чем не думая, кроме гнавшегося за ней чудовища. Кроме того, неизвестно, с какой стороны монастыря была расположена ее келья: окно могло выходить вовсе не на море.

Тесса наморщила лоб. Надо попытаться вернуться в монастырь: иного пути нет. Отсюда надо выбираться. Мокрая одежда тянула ее вниз, на дно. Тесса наклонилась и рванула подол платья. Разорванная в клочья когтями чудовища материя осталась у нее в руке. Тесса вспомнила, как когда-то, в Бей'Зелле, Райвис использовал для той же цели свой нож.

Тесса швырнула тряпку в воду. Ну почему, почему она не может просто лечь, свернуться комочком и отдохнуть наконец?! Почему Райвис не ее, а Виоланту предупредил об опасности там, в гостинице? Почему он не подумал сначала о ней, Тессе Мак-Кэмфри?

Волна ударила ее. Тесса пошатнулась и чуть было не попала в ледяной подводный водоворот. Она содрогнулась. Стоять на месте больше нельзя, она не удержит равновесие.

Мысли о Райвисе, мечты о несбыточном, о том, чего ей никогда не получить, — пустая трата времени и энергии. Она не должна отвлекаться. Она должна быть собранной, сосредоточенной — такой, какой никогда не была прежняя Тесса Мак-Кэмфри. Должна думать прежде всего о себе, о своей жизни.

Соленая вода разъедала открытые раны. Снова поднялся ветер, и хотя борьба с ним отнимала почти все силы Тессы, она вдруг вспомнила об Эмите и его матушке. Они оба будут винить себя, если с ней что-нибудь случится. Тесса яростно замотала головой. Нет, она не посмеет причинить им боль, она просто не имеет на это права.

Еще раз вглядевшись в темноту, Тесса рассмотрела нечто, что наполнило ей очертания стен монастыря. Небо было совершенно черным, впереди была лишь темнота. Немного разнообразили пейзаж только серые, чуть светящиеся гребни волн. Тесса некоторое время сосредоточенно наблюдала, как они поднимаются, а потом опадают, рассыпаясь в бурлящее, пенящееся кружево. Она изучала их форму.

Какая-то мысль, сначала смутная, неясная, промелькнула у Тессы в голове. От возбуждения начало покалывать кожу на голове. Она увидела узор.

Волны с двух сторон накатывали на дамбу и разбивались друг о друга. Теперь Тесса ясно различала центр дамбы, место, где сталкивались серебрящиеся гребни волн. Ориентируясь на эту мерцающую в темноте дорожку, она и вернется в монастырь.

Каждый вздох причинял боль. Голова пухла от воспоминаний об оставленных ею друзьях.

Тесса с трудом оторвала ногу от дна и сделала первый шаг назад, на Остров Посвященных. Узор приведет ее к монастырю.

Путь оказался нелегок. Вода прибывала и прибывала. Каждое малюсенькое продвижение вперед требовало нечеловеческого напряжения. Вода была холоднее воздуха, и, погружаясь в нее все глубже, Тесса совсем окоченела. Всю оставшуюся энергию — мускулов, легких, сердца — она сосредоточила на борьбе с течением. Глаза смотрели вперед, и только вперед, но мыслями она снова была с теми, кого любила.

Тесса беспокоилась, как там без нее матушка Эмита, как ее здоровье, как ноги. Беспокоил ее и сам Эмит, в безопасности ли он. Она не могла не думать, как они будут горевать, если она не вернется назад. Мысли о Райвисе она гнала прочь, но они слушались ее так же плохо, как одеревеневшие от холода ноги.

Вода поднималась. Дул ветер. Дождь хлестал в лицо. Тесса постепенно замерзала. Тело отяжелело, стало неуклюжим и неповоротливым, она перестала чувствовать ноги. Звон в ушах звучал теперь словно откуда-то издалека... и не звон вовсе, а усыпляющее, гипнотическое жужжание.

Когда вода дошла ей до плеч, Тессу оторвало от дна и понесло. Она беспомощно распростерла руки и старалась держать над водой голову. Плыть она не могла: не хватило бы сил бороться с волнами.

Ледяной обруч стянул грудь. Горько-соленая вода заливала лицо, попадала в рот, нос, уши. Тессу болтало на волнах, обмякшую и безвольную, как спутанные комки водорослей. Только светящаяся дорожка указывала ей путь. Она была абсолютна одинока, брошена на произвол судьбы. Бескрайняя водная пустыня — единственное, что ей осталось.

Тесса обнимала воду, точно это было живое и теплое существо. Действительно, море больше не казалось ей холодным: температура воды сравнялась с температурой тела.

Но ей так недоставало Эмита и его матушки, их уютной кухни. Так недоставало Райвиса и его звучного насмешливого голоса.

Тесса отказалась от борьбы, опустила голову. Предала себя на волю волн. Веки ее сомкнулись. Звон в ушах почти затих, стал не громче комариного писка.

— Герта, Герта, пожалуйста, пожалуйста, очнись. — Ангелина боялась сделать больно своей старой служанке и поэтому не решалась схватить ее за плечи, встряхнуть, а лишь держала за руку. Снежок пристроился рядом с походной койкой и как-то чудно поскуливал. Ангелина видела, что песику хочется прыгнуть на кровать, облизать лицо Герты, но мешают угрызения совести, свойственные даже самым никчемным собакам.

Снежок струсил, Снежку так стыдно...

Ангелина улыбнулась ему. Она вовсе не хотела, чтобы собачка ее была более храброй. Храбр был Изгард. И Герта. Быть храбрым — значит причинять боль другим или испытывать ее самому. Ангелина сомневалась, что перенесет, если кто-нибудь сделает больно Снежку. Она наклонилась и потрепала песика по мягкой шерстке. Снежок завилял хвостиком — он обожал, когда его гладили.

Никудышный песик любит свою, хозяйку, очень любит...

— Я знаю, Снежок, — прошептала Ангелина, — я все понимаю и люблю тебя.

— Госпожа...

Ангелина подскочила как ужаленная. Герта только что открыла глаза, подернутые молочно-белой пленкой. Она несколько раз моргнула, но пленка не исчезла.

Ангелина чуть сильней сжала руку старой няньки.

— Ты в медицинской палатке, Герта. Изгард распорядился перенести тебя сюда и велел лучшему хирургу обработать твои раны.

Герта чуть пошевелила головой. При желании это движение можно было принять за кивок.

— Мне так жаль, Герта. Правда жаль. Мне не следовало ничего говорить Изгарду. Прости меня. — Ангелина заметила, что срывается на крик, и понизила голос. — Врач сказал, что тебе повезло. Сказал, что череп у тебя, как у лошади. Голова разбита, но кости все целы. Он наложил двенадцать швов.