Олаф Бьорн Локнит - Конан и Посланник мрака

Воображаю, сколько придется трудов придется вложить новому королю Немедии для исправления художеств Эллара, оставшихся на память о его кратком визите в Бельверус… Что, например, прикажете делать с дворцовыми воротами, в которые его не пропустили и которые он мимоходом превратил в сплошные шипы, железные пики и страшные демонические морды? Не исключаю возможности, что Ольтен или Тараск (смотря, кто займет трон) проникнутся нелюдской эстетикой сего творения. Вещь получилась ужасающая, но в своем ужасе привлекательная. Во всяком случае, удивительная. Такой наверняка не отыщется ни в одном королевстве Заката. На нее еще будут водить любоваться гостей Бельверусского замка.

Тотлант, кстати, тоже не промах — еще лет десять-пятнадцать, и стигиец наверняка дорастет до звания ксальтотуна. Как выражается Веллан, «мастеровито колдует, ежели трезв и в своем уме». Именно поэтому, а также из-за близости Тотланта к тайнам народа оборотней, мы и доверили стигийцу обратное превращение Конана.

Я узнал об этой невероятной истории, лишь, когда свита Просперо явилась к назначенному месту встречи возле замка Демсварт. Пока гвардия и слуги разбивали лагерь, я немедленно побежал в гости к Эрхарду, приехавшему на берега Нумалии на пару дней раньше. И обнаружил там нескольких старых знакомых, покинувших столицу немедийского королевства самостоятельно и таинственно. Зенобию (вы бы слышали; как вопил Тараск, узнав, что его фаворитка сбежала незнамо куда!), графа Монброна, Веллана, собственно Тотланта и…

И большого, черного, похожего на волка, пса по имени Кораннон.

Эрхарду и Зенобии пришлось тем же вечером идти к Просперо. Объясняться, предъявлять герцогу собачку, доказывать, что не было другого выхода, объясняться заново и клясться всеми богами в том, что Тотлант обязательно все исправит. Тем более, что волшебник наконец-то заполучил в руки привезенную Эрхардом из Бельверуса пресловутую Книгу Бытия — главный магический трактат народа оборотней.

— …Позвольте откланяться! — покраснев, как спелое яблоко, рявкнул граф Монброн, сорвал с шеи свою дворянскую цепь, которая золотой змейкой свернулась у подошв сапог Просперо, и выбежал наружу из герцогского шатра.

— Чего это он? — Просперо озадаченно уставился на меня. Нагнулся, поднял цепь, полюбовался на медальон с ярким эмалевым гербом и передал мне.— Хальк, сохрани у себя. Одумается — вернется. Вот еще выдумал, гербами кидаться! Никакого отречения от титула Монброн не получит — слишком тягомотное дело. Надо собрать не меньше десятка свидетелей, да и вообще отречься он может только в Танасуле, в присутствии тамошних дворян и всех родственников, к которым отойдут лен и замок… В общем, пусть перебесится. Завтра, наверное, уже придет извиняться.

— Не думаю,— я покачал головой, упрятывая графскую цепь в свой сундучок.— Так же горделив, как его родственничек Райан. Эх, молодежь… Подумаешь, два-три векселя к пальцам прилипли! Да канцлер Публио в год ворует из казны столько, что Монброну и не снилось! Просперо, между прочим, ты действительно обидел молодого графа. Человеку с его именем предложить должность посыльного!

— Неудачная шутка,— отмахнулся Просперо.— Между прочим, нас звали к Эрхарду. На представление, именующееся «Возвращение короля».

— По мне, так лучше Конану еще седмицу-полторы побегать на четырех лапах,— бессердечно заявил я.— Чтобы не мешался у занятых людей под ногами.

— Барон Юсдаль! — Просперо грозно сдвинул темные брови.— Будешь продолжать говорить гадости про Его Величество, непременно отправишься на плаху!

— Слушаюсь и повинуюсь,— верноподданнически закивал я.— Отныне прекращаю говорить гадости вслух и начинаю записывать их в летопись, сохраняя для будущих поколений.

— Послали же боги аквилонскому двору наказание,— проворчал Просперо.— Пойдем. Никогда не видел, как превращаются оборотни.

— Ничего подобного, видел,— немедля запротестовал я.— Помнишь, шесть лет назад, на ужине у короля Веллан напился и начал куролесить?

— Ах, да. Как же… Припоминаю такую историю.

К лагерю Эрхарда мы отправились пешком, благо король Пограничья вместе со своей немногочисленной свитой устроился совсем неподалеку. Как раз между нами и зингарцами. Мы успели заметить, как из палатки Эрхарда вылетело что-то очень сердитое и взъерошенное, и опознали многострадального Монброна, унесшегося куда-то в необозримые дали по направлению к шатрам подданных Чабелы. У входа осталась только молодая симпатичная дама, пребывавшая в крайне расстроенных чувствах. Несколько дней назад сию девицу нам представляли как немедийскую баронессу Цинтию фон Целлиг, давнюю знакомую семейства Эрде.

— Добрый вечер,— я благожелательно улыбнулся едва не плакавшей госпоже Цинтии.— Его величество Эрхард дома?

— Конечно, господин барон,— прерывисто вздохнула Цинтия и украдкой вытерла глаза.— Идемте. Он как раз вас ждет.

— Ага, явились! — узрев меня и Просперо, Эрхард, мочивший усы в кружке с пивом, приветственно махнул рукой.— Что вы сотворили с беднягой Монброном? Он дошел до того, что попросился ко мне на службу! Представьте, какой кошмар — родовитый аквилонский дворянин вдруг решает переехать в принадлежащую мне большую деревню!

— Вожжа под хвост попала,— совершенно не по-герцогски высказался Просперо.— Ничего, покипит и остынет. Мы, собственно, по другому делу. Нам обещали вернуть нашего короля!

Просперо с озадаченно-страдальческим видом уставился на четвероногое хвостатое существо. Существо в ответ помахало длинным мохнатым хвостом и вывалило из пасти розовый язык.

— Герцог, может они просто дурака валяют? — поддел я Пуантенского Леопарда.— Наверное, это такая непонятная для аквилонцев шутка жителей Пограничья. Конан, как обычно, где-нибудь прячется, а нам подсовывают шавку-переростка и старательно уверяют, будто сие — наш король. Это заговор! Сейчас Тотлант выйдет на середину, помашет в воздухе сушеной жабой, исполнит шаманскую пляску с завываниями и для пущей убедительности накормит песика мухоморами. Потом изобразит вселенскую тоску и заявит — ничего не получается, так что оставайтесь с собакой в королях!

— Хальк, ты моей смерти добиваешься? — фыркнул Просперо, созерцая пса-волка.— Вообще-то я нахожу определенное сходство между Конаном и этим… животным.

— Ага, сущие кобели и тот, и другой,— согласилась присутствовавшая тут же Зенобия.— Хватит тянуть кролика за уши! Тотлант?

— А я что, я ничего…— вздохнул стигийский волшебник, извлекая откуда-то толстенную книгу в черном переплете, украшенную всего лишь двумя плохо обработанными рубинами на обложке. Такое впечатление, будто из черноты на тебя пристально смотрят два волчьих глаза. — Дам попрошу удалиться, зрелище предстоит неприглядное.