Фрэнк Перетти - Тьма века сего

– Безвыходное положение, а?

– Да. Я бы… утихомирился. Обратился бы в федеральную полицию, предоставил бы кому-нибудь покрупнее заняться этим делом, если они захотят. Ты ведь знаешь, за тобой по-прежнему закреплено место в "Таимо. Держись, по крайней мере, на расстоянии от всего этого. Ты первоклассный репортер, но ты на грани… Одним словом, ты можешь потерять все.

Единственное, что подумал Маршалл в эту минуту: «Почему я?»

Бернис медленно, постоянно наталкиваясь на невероятные трудности, терпеливо продолжала расспрашивать несчастных Ангелину и Джо. По мере того как она задавала новые вопросы, муж и жена Карлуччи все больше путались в своих ответах, теряя последние остатки мужества и начиная впадать в настоящую панику.

– Это, наверное, неумно с нашей стороны, – сказал под конец Джо, – но если они узнают, что мы с вами разговаривали…

Бернис готова была в который раз заорать, слыша это слово.

– Джо! Кто такие «они»? Вы все время говорите: «они», «их», но ни разу не объяснили, кто они такие!

– Этого я объяснить не могу, – с трудом выговорил Джо.

– Давайте, по крайней мере, выясним одно: «они» – люди? Я имею в виду

– настоящие люди? – Супруги немного подумали, и Джо ответил:

Да, они настоящие люди.

– Значит, это настоящие люди из плоти и крови?

– Может быть, и духи тоже.

– Сейчас я говорю о настоящих людях, – оборвала его Бернис. – Настоящие, живые люди проверяли ваши налоги?

Оба растерянно кивнули.

– И реальный человек приклеил объявление об аукционе на вашей двери?

– Мы его не видели, – ответила Ангелина.

– Но это была самая обыкновенная, настоящая бумага?

– Но ведь нам никто не говорил, что должно произойти! – запротестовал Джо. – Мы всегда платили налоги и я могу доказать это, у меня есть все копии счетов, но в финансовом управлении нас и слушать не захотели!

Теперь разозлилась и Ангелина:

– У нас не было денег, чтобы выплатить сумму, которую они требовали, потому что мы уже уплатили этот налог. Мы не могли платить еще раз!

– Они сказали… они сказали, что заберут магазин и все товары, и дела наши шли плохо, очень плохо. Половина наших постоянных покупателей ушла и больше не возвращалась.

– И я знаю, что заставило их уйти! – упрямо сказала Ангелина. – Мы их всех знали. Окно не разбивается само собой, скажу я вам, и банки с пряностями сами не слетают с полок! Сам дьявол побывал в нашем магазине.

Бернис вынуждена была снова их осадить:

– Ладно, ладно, я не возражаю – вы видели, что вы видели, я в вас не сомневаюсь…

– Но разве вы не понимаете, мисс Крюгер? – спросил Джо со слезами на глазах. – Вы не понимаете, что мы не могли больше оставаться? Что бы они сделали в следующий раз? Наше дело не шло, наш дом был продан у нас на глазах, наших детей мучили злые люди, духи, я не знаю, кто. Вы понимаете, что лучше было не сопротивляться. Это была Божья воля. Мы продали магазин. Они нам хорошо заплатили…

Бернис знала, что это не так.

– Вам не дали и половины того, что он стоил. Джо прорвало, и он залился слезами:

– Но зато мы свободны… Мы свободны!

Однако Бернис в этом сильно сомневалась.

Потом началась настоящая лихорадка: «Один за всех, и все за одного». В погоне за новой информацией и доказательствами Маршалл и Бернис испытывали то решимость, впадали в уныние, то бесстрашно продолжали расследование, то предавались трезвым размышлениям. Как всегда в последнее время, «Аштон Кларион» и в эти две недели по вторникам и пятницам вовремя поступала на прилавки киосков и без опоздания опускалась в почтовые ящики подписчиков, но ее главного редактора и ведущего репортера трудно было увидеть в редакции даже мельком.

Записки с телефонными сообщениями Маршаллу просто сваливали в кучу на его стол. Бернис, само собой разумеется, никогда не было дома. Несколько ночей Маршалл вовсе не приходил домой, а спал то там, то сям. Иногда прямо в редакции, в ожидании какого-нибудь особого телефонного разговора или между попытками самому дозвониться куда-нибудь. Стараясь одной рукой поддерживать выпуск газеты, другой он листал бесконечные списки адресов, налоговые счета, деловые отчеты, записи разговоров, разбираясь в хитросплетении фактов.

Люди, оставившие свою работу и покинувшие Аштон, и люди, их заменившие, были совершенно разными, полные противоположности. Вскоре Маршалл и Бернис научились предвидеть заранее, чего можно ожидать от того или другого расследования.

Бернис позвонила Адаму Джарреду, тому самому члену университетского правления, чья дочь была якобы изнасилована Тэдом Хармелем.

– Нет, – сказал Джарред, – я действительно никогда не слышал об этом особом… как вы сказали?

– Обществе. «Обществе Вселенского сознания».

– Нет, увы, не знаю такого. Маршалл взял на себя Эжена Байлора.

– Нет, – отвечал Байлор несколько смущенно, – я даже никогда не слышал имени «Касеф». Я, право, не понимаю, чего вы добиваетесь.

– Я пытаюсь расследовать целый ряд фактов, говорящих о том, что университет договаривается о продаже своей собственности некоему Александру Касефу из «Омни корпорейшн».

Байлор рассмеялся:

– Наверное, речь шла о каком-нибудь другом университете. Мы ничего не собираемся продавать.

– А как насчет полученной нами информации о том, что университет находится в тяжелом финансовом положении?

Байлору этот вопрос тоже пришелся не по вкусу.

– Послушайте, предыдущий издатель «Кларион» тоже пытался вмешиваться не в свое дело, и это была самая большая глупость с его стороны. Лучше позаботьтесь-ка о своей газете и предоставьте нам заниматься делами университета.

Те же, кто раньше состоял в правлении, говорили совсем иное.

У Мориса Джеймса, сейчас он был экономическим консультантом в Чикаго, о последнем годе пребывания в университете остались только дурные воспоминания.

– Я на себе испытал, что значит быть прокаженным, – рассказал он Бернис. – Я считал, что могу внести положительный вклад в работу правления, быть, так сказать, стабилизирующим фактором. Но они не терпели никаких расхождений во мнениях. Я считал, что это явно непрофессионально.

– А как заботится о благосостоянии университета Эжен Байлор?

– Я ушел еще до того, как возникли настоящие, серьезные проблемы, те, о которых вы мне рассказали, но я их предвидел. Я пытался помешать целому ряду необдуманных решений правления. Например, тому, чтобы предоставить Байлору особую власть, особые полномочия. Я считал, что это значило бы дать одному человеку больше привилегий, чем всем остальным членам правления. Конечно, мое замечание проигнорировали.

Бернис задала ему очень щекотливый вопрос: