Дмитрий Емец - Стеклянный страж

С уважением,

руководитель подразделения мрака

З. Пуфс (подпись)

советник руководителя подразделения

Арей (подпись)

Следующие полчаса ушли на то, чтобы привести Улиту в чувство.

Ведьма заверяла, что она абсолютно спокойна, но при этом вела себя неадекватно. На вопросы отвечала бессвязно, взгляда не фокусировала, налетала на стулья. Плакала, ругалась, размахивала руками. Вцеплялась в Эссиорха, заявляла, что их никогда не разлучат, и тотчас кричала, чтобы Эссиорх немедленно убирался на все четыре стороны и что это он во всем виноват. Ей нельзя было дать даже воды, потому что вода то превращалась в лед, то вскипала.

Наконец Улита успокоилась настолько, что смогла сидеть, а не бегать по комнате. Она то всхлипывала, то икала. Тут она вновь вспомнила о повестке и потребовала ее у Эссиорха.

– А рвать ты ее не будешь? – обеспокоенно спросил хранитель.

Он знал, что мрак имеет привычку накладывать на свои документы суточные смертельные сглазы и тем страховать их от уничтожения.

– Ты что, не видишь, что я успокоилась? – спросила Улита голосом, от которого в кухне холодильник покрылся снаружи тридцатисантиметровым слоем льда.

Взяв повестку, ведьма уставилась на нее опухшими глазами.

– Думала: подделка. Нет, настоящая, – убито сказала она.

– Что «настоящая»?

– Подпись Арея.

– Может, все-таки подделка? – огорчаясь вместе с ней, спросил Эссиорх.

– Нет, – сказала ведьма. – Я слишком долго с ним работала. Я знаю все его подписи – точнее, как они изменяются в зависимости от настроения. Есть обычная деловая подпись. Когда вот тут нервная закорючка – это значит, что он раздражен. Если первая буква вытянута – он отмахивается. Отстаньте, мол, все от меня. Надоели.

– А эта?

– Это подпись Арея, который себя ненавидит, – сказала Улита. – А когда он ненавидит себя, то ненавидит всех. У него иначе не бывает.

– Не позднее полуночи! Ишь чего захотели! Пусть тебя заставят! – брякнул Корнелий.

Улита посмотрела сквозь него и всхлипнула:

– Не хочу показаться грубой, но ты упрямое животное с длинными ушами! Как я могу не пойти, когда подписала договор?

– Так нарушь! – посоветовал связной.

Эссиорх подошел к Корнелию сбоку и, приподняв ему пальцем волосы, посмотрел.

– Чего ты делаешь?

– Смотрю на твои уши. Ошибается Улита или нет.

– И как? Длинные?

– Лучше не спрашивай, а то случайно узнаешь правду. Если бы договор так легко нарушался, мрак не устраивал бы такой возни с бумажками. Они действительно имеют власть уничтожить тело Улиты, если договор будет нарушен.

– Во-во! Взял слово – забрал обратно. Перетащил совесть к свету, затем от света – снова к мраку. Так и бегай с чемоданчиком, где больше заплотют, – сказала ведьма озлобленно.

– А если мрак кого-то обманул? – возмутился Корнелий.

– Обманул – дело другое. Но меня-то не обманывали! Я в своем уме была, когда всю эту муть подписывала!!! Знала, от чего отрекаюсь! И эйдос мой хоть теперь и у света хранится, да мне вот его не дают даже!!! Оберегают! Вроде как пьянчужке говорят: «Не обижайся, Петровна, но денег мы тебе не дадим, и в магазин за зеленым горошком не ходи! А то сама знаешь, чем все эти горошки заканчиваются!» – сказала ведьма звенящим голосом.

– Ты опять кричишь! – тихо напомнил Эссиорх.

– Не смей разговаривать со мной как с больной!!! – прошипела Улита.

Она была не просто раздражена. Когда чайник ставят на огонь, он кипит. Когда же в плавильную печь – исчезает бесследно.

– Все-все-все! – сказал Корнелий, поспешно вставая между ними. – Хватит про твой эйдос! Лучше давай про Арея. Может, ты нужна ему, а он уговорил Пуфса? Зачем ты Пуфсу-то? У него своих чиновников завались.

– Нет, – сказала Улита уверенно. – Это Пуфс сделал. А Арея заставил расписаться, чтобы я видела, что Арей меня предал! И он предал!!! Удовольствия он, конечно, от этого не получил, ну да плевать!!!

– Откуда ты знаешь? – спросил Эссиорх.

– Знаю! Я сто раз об Арее размышляла в последнее время! Он в тупике.

– Почему?

– Потому. Допустим, я воин-наемник. Немного трусоватый, немного глуповатый, немного староватый, но все же сойдет. Если мое войско разбито – есть неплохой шанс поступить на службу в другую армию. Простые солдаты везде нужны. А вот если я оставшийся без царства король? Кому нужен трусоватый, глуповатый, староватый и вдобавок абсолютно неудачливый король?.. Ему только и остается, что жить где-нибудь в приживалах и смеяться чужим шуткам. Вот пусть и смеется шуткам этого урода Пуфса! – передразнила ведьма.

– А почему Арей не может уйти, как Меф? – наивно спросил Корнелий. – Ему же плохо у мрака!

Эссиорх многозначительно коснулся виска пальцем, а Улита фыркнула.

– Ты можешь себе представить Арея без меча и эйдосов? Без всемогущества? Для этого ему пришлось бы вывернуться наизнанку, а он на это не способен. Попроси у него отсыпать из дарха даже не все эйдосы, а хотя бы две штуки, самых тусклых – просто на спор попроси, и будешь крайне удивлен. Он триста метров проползет на животе, чтобы перегрызть тебе горло! Без шуток проползет, – уверенно заявила ведьма, – хотя надеюсь, его дарх заставляет.

Эссиорх покачал головой.

– Не все так просто. Дарх дархом, но ведь дарх – жалкое паразитирующее существо. Он грызет, но только того, кого есть за что укусить. Я долго пытался объяснить для себя природу зла и понимал, что я ее не вмещаю. Зло казалось мне бунтарским, сложным, ищущим, нравственно изломанным. Даже где-то привлекательнее света.

Корнелий нервно хихикнул. Услышать такое от Эссиорха!

– А потом я однажды подумал, что палачи в концлагерях, убивавшие газом десятки тысяч людей, тоже не были, в сущности, абсолютно негодяйскими существами. Они тоже болели ангиной, ругались с женами, им жали ботинки, их не слушались собственные дети. Где же тогда зло? В ком? И вообще, могу ли я честно сказать, что во мне самом нет зла? Зло – если на то пошло, это мы сами в те минуты, когда не являемся добром. А сложно представить, что мы свет, например, когда ковыряем в носу или передаем сплетни. Мы свет, только когда смотрим на солнце и оно в нас отражается. И тут мне стало ясно, что нечего сложничать и играть в романтику. Просто один раз реши, с кем ты, – вставай в строй и сражайся! – сказал Эссиорх.

Улита, забывшись, скомкала повестку, но рвать не стала, а осторожно положила на стол и разгладила руками. Глаза у нее блестели сухо и зло.

Корнелий быстрым взглядом окинул комнату, прикидывая, что еще может упасть или лопнуть, и отодвинулся в дальний угол, который показался ему самым безопасным.

Эссиорх присел рядом с Улитой на корточки и заглянул ей в лицо. Когда Улита просто переживала или злилась, она, в зависимости от степени, краснела, бурела или багровела. Когда же чувства достигали полного накала, то лицо краснело выборочно и среди алых участков попадались белые островки. Обычно на щеках и на лбу. Окруженные со всех сторон красной кожей, они походили на льдины в неизвестном географии Алом море.