Дмитрий Емец - Стеклянный страж

Тухломон не удивился. Он был мрак, а мрак не изумишь странными желаниями хотя бы потому, что он сам же их и сеет.

– Это она? Мадам Глумович? – спросил Тухломон, кивая на деловитую дамочку с очень бледным лбом.

Ощутив, что на нее смотрят, дамочка оглянулась.

– Здрасьте! – сказал Ромасюсик.

Сестра Глумовича не ответила, только отмахнулась. Одетая, как капуста, в двенадцать торчащих друг из-под друга одежек, она бегала по зимнему саду, разговаривала сразу по двум телефонам и нервно курила, хлопьями роняя пепел себе на грудь. Красавчики пугливо расступались. Чувствовалось, что к своим моделям она относится, как к весовой говядине.

– А вы не знакомы? – спросил Ромасюсик.

– Нет, – ответил Тухломон презрительно. – Эта мелочовка не моего полета! Это все по суккубьей части. Да и вообще угнетает меня наша работа – однообразно все, рутина!

Ромасюсик сказал было «хе-хе», но, спохватившись, переделал его в более осторожное «хю-хю». Он усвоил уже, что у Тухломона есть привычка высказывать крамольные суждения и потом как бы невзначай посматривать на собеседника.

Например, вчера он бегал по приемной и орал: «Лигул не тянет! Долой бюрократа! Мраку нужен новый властелин!» Три комиссионера и один суккуб неосторожно улыбнулись, а сегодня утром их почему-то в очереди уже не было. Судя по всему, отправились в Тартар получать медали за борьбу с бюрократией.

– И как? Нашли кого-то? – спросил Тухломон, пропуская пронесшуюся мимо него мадам Глумович, которая была в явной панике.

– Не-а. Автобусами кандидатов возим, но пока глушняк, – сказал Ромасюсик не без удовлетворения.

– А как Праша выбирает?

– Каждый гоуит вон в ту комнату, где его ждет Прасковья с песочными часами. Она их переворачивает, и у него ровно сорок секунд, чтобы себя проявить. Хоть на голове стой, хоть танцуй, хоть на трубе играй – твой выбор. Если понравиться не удалось – Праша дергает за шнурок. Дальше голая техника – никакой магии. В полу люк, под люком труба большого диаметра, а наверху быстро наполняющийся бачок на три тысячи литров, – с удовольствием поведал Ромасюсик.

Ему радостно было, что единственный, кто способен продержаться рядом с Прасковьей дольше сорока секунд – такой вот гадик, как он. Это как минимум означало, что будущий муж для Прасковьи если еще и не найден, то, так сказать, психологически намечен и логически обоснован.

– Смывает, что ли? И как, насмерть?

Прямоходящая шоколадка сахарно улыбнулась:

– Вай насмерть? Некоторых потом встречали вылезающими из люка. Вполне себе живенькие. Запах, конечно, оставляет вишать бестшего. Все-таки два километра вплавь до ближайшей лестницы.

Из комнаты донесся короткий вопль и звук извергающейся воды. Дверь гостеприимно распахнулась.

– Опять не сложилось! Наверное, стишок про Деда Мороза забыл, – шепотом предположил Ромасюсик и крикнул: – Следующий! Шустрее, мальчики, не упустите шанс! Честолюбие – двигатель всех лимузинов!

Вспомнив о поручении, Тухломон заспешил к Арею. К бывшему начальнику он подходил нагленько и одновременно трусливо, вжимая голову в плечи. Оно-то, может, Арей и утратил свой иерархический вес, да только кулак его легче не стал. И именно этот факт вызывал у Тухломона безмерную грусть.

Некоторое время спустя нетерпеливо ожидавший Пуфс услышал снаружи оправдывающийся фальцет Тухломона, смешивающийся с гулким недовольным басом мечника. Слов было не различить, но через дверь это звучало примерно так:

– ДЫР! Тра-та-та! Тра-та-та-та! Тра-та-та! ДЫР! Тра-та-та! Тра-та-та-та! ДЫР-ДЫР! ХЛОП!

«Хлоп!» – это уже высказалась кабинетная дверь, решительно захлопнувшаяся за Ареем. Тухломон остался за бортом.

Лучшему комиссионеру мрака стало обидно. Он задумчиво посмотрел на дверь и, не делая никаких явных телодвижений, точно парусник повлекся к ней любознательным ухом.

– А, советник! Что хорошего посоветуете, советник? – услышал он насмешливый голос Пуфса.

Что посоветовал советник, Тухломону узнать не пришлось. Его нежная ушная раковина ощутила неуютное дуновение, и, вскинув глазки, он узрел тусклое острие меча, пробившее дверь насквозь.

Намек был настолько прозрачным, что испытывать судьбу дальше комиссионер не стал.

– Чего уставились, лупоглазые? Меча не видели? А ну работать, сестры, работать! – обратился он к заинтересовавшимся суккубам из «окошечной» очереди и, оскорбленно шмыгнув носиком, зашаркал в свой пахнущий кислым тряпьем кабинетик.

Не одного Тухломона испугало внезапное появление меча. Пуфсу оно тоже не пришлось по вкусу. Заметив это, Арей небрежно прокрутил в руке клинок и, разжав кисть, уронил звякнувший двуручник на стол перед Пуфсом. Тот не то чтобы отдернулся, но неуютно поджался.

– Уронил! Я сегодня такой неловкий!

– Самоутверждаемся? Весь мрак уже тысячу лет ждет, пока ты наиграешься со своим кинжальчиком, – сказал Пуфс.

Арей посмотрел на Пуфса. Новый начальник сидел перед ним обвисший, сутулый, безмерно кислый, со склоненной вперед тяжелой головой и накручивал на палец тонкую бородку. Не человек, не страж, а ожившая картинка из иллюстрированного пособия по истории бюрократии.

«Ничего не ждет, ни на что не надеется, ничего не хочет, а все равно гадит», – подумал Арей и с вызовом произнес:

– Я не наиграюсь, пока мне не отрубят голову.

По набрякшим фиолетовым мешкам под глазами у Пуфса прошла дрожь.

– «К словам надо проявлять особую осторожность. Думая, что шутит, человек нередко озвучивает свою жизненную программу». Двенадцатая скрижаль света, – сказал он.

– Я не человек. Цитируем свет, а, Пуфс?

– Что из того? Тексты врага надо знать.

– Ага… Многие так говорят. А еще уверяют, что все удовольствия надо хоть раз в жизни испытать и что от одного раза ничего не будет. И действительно: СОВЕРШЕННО НИЧЕГО уже не будет.

Пуфс насторожился.

– Это вы из-за Улиты, советник? О вас же заботился! Мне-то секретарша ни к чему…

Услышав о Пуфсовой заботе, Арей не то усмехнулся, не то оскалился. Даже Пуфс не понял до конца, что означала эта гримаса.

– Она еще не приходила? – спросил мечник.

– Нет. Но придет, никуда не денется, – уверил его Пуфс. – А пока, дорогой советник, отгадайте загадку. Как называется часть тела человека, состоящая из черепной коробки и лица?

– Ну и формулировка! Голова, что ли?

– Словарь Ожегова, милый мой советник. Всего лишь словарь, – хихикнул Пуфс. – Так вот, чтобы вы поняли – именно это и нужно мне от Мефодия Буслаева! Личико и черепная коробочка!

Озвучив имя, он быстро посмотрел на Арея, надеясь поймать первую его реакцию. На низком, со стрелкой темных волос лбу мечника собралась складка кожи. Вот собственно и все.