Дмитрий Емец - Стеклянный страж

Восторг же поистерся. Даже когда она тренировалась теперь с копьем, то не испытывала особенного подъема. Напротив, все чаще копье казалось занозистым и тяжелым. От него саднили ладони и болели мышцы – особенно ног и плеча.

Служить свету было уже не только приятно, но и тесно, и больно. Легко скакать на коне в солнечный день под звуки полкового оркестра, но чаще приходится тащиться пешком в четыре утра, по слякоти и в дождь.

« Надо искренне радоваться чужим радостям. Тогда чужих радостей вообще не будет, и все станут моими собственными. Это ж сколько тогда у меня будет радости!» – вчера утром записала Ирка в дневнике.

Звонок нетерпеливо тренькнул, и ввалилась Таамаг. Она была крайне зла. Настолько, что оруженосец Ламины, попавшийся ей на лестнице, от ужаса едва не спрыгнул в шахту лифта.

– Ну как? – спросила Фулона.

Вместо ответа Таамаг пнула подвернувшийся табурет. Табурет взмыл, пронесся над головой у валькирии золотого копья, ударился в стену и был пойман нерастерявшимся оруженосцем Фулоны.

– Ну и что это было? Попытка сказать «здрасьте»? – миролюбиво поинтересовалась Фулона.

Таамаг слегка смутилась. Пинать табурет так сильно она не хотела – просто в очередной раз не рассчитала силы.

– Ничего!!! – заявила она. – Я его задушу! Он каждые три секунды требует перевернуть его на другой бок! Он ругается, он шипит, он меня проклинает! Ему всюду больно! Он говорит, что меня прислали, чтобы я его уморила! А лекарства ему давать – вообще пытка! Он их выплевывает! Заявляет, что я специально его травлю! Он кусается! У меня в руке застрял фарфоровый зуб!!! Только прикиньте!

– Кто этот он ? – шепнула Ирка Бэтле.

– Одинокий парализованный старик! Таамаг сидит с ним по восемь часов в день, – ответила Бэтла.

– Зачем?

– Фулона велела.

– Я туда больше не пойду! Так и знай! Все! Отстрелялась! – категорично произнесла Таамаг.

– Пойдешь! Хоть все табуретки тут перешвыряй! – повторила Фулона.

– Не пойду!

– Пойдешь, пока я старшая валькирия! Поверь, это тебе на пользу. Как еще воспитывать терпение? Терпение – это когда терпишь не кинозвезду с причудами, не капризного художника, ломающего кисточки, а именно такого несчастного, брюзжащего…

– …гриба!.. – оборвала Таамаг. – Пусть он тебя за руку кусает!!! Ясно? Нечего за чужой счет добренькой быть!

За ужином валькирия каменного копья была непривычно тихой. Багрова не задирала, а на его опухшую переносицу смотрела отрешенно, точно не понимала, что это с ней такое.

Матвей тоже рта не открывал. Перед глазами у него стояла злополучная банка в руках у Мамзелькиной. Зачем Мировуд отдал его сердце Аиде Плаховне? В этом он весь. Всю жизнь лавировал, ловко вписывался в повороты, успевал и там и тут, пока дорога не закончилась, машина не остановилась и ему, кашлянув, не сказали: «Все, приехали. Выходьте, товарищ!» И, открыв дверцу машины, он узрел снаружи непроглядную тьму.

Скользнув взглядом по комнате, Матвей не увидел шкафа. Ага! Значит, шкаф с вещами в спальне. Что ж, тем лучше!

Доев, Таамаг отодвинула тарелку.

– Ладно… Наше вам с кепочкой! Почапала я… – буркнула она, неохотно вставая.

– Куда? – спросила Фулона.

– На кудыкину гору собирать помидоры! – огрызнулась Таамаг.

– Тамара!!!

– Чего Тамара?! Куда надо – туда и иду. Гному старому нужно лекарства дать!

– Разве у него сейчас не другая сиделка? – неосторожно спросила Хола.

Таамаг фыркнула, в один фырк вложив столько эмоций, что у соседки с верхнего этажа в закрытом холодильнике сварились все яйца и сосиски.

– Видала я эту сиделку! Пойдет в другую комнату, телик врубит, и все ей по барабану!.. Если старикан кусаться будет – она его без укола оставит! Нет уж, сама пойду! Застукаю ее – ноги повыдергаю!

Закрыв за Таамаг дверь, Фулона вернулась в комнату. Ирка заметила, что валькирия золотого копья довольна.

– Сработало! На самом деле Томка добрая! В глубине сердца! – сказала она радостно.

– В очень большой глубине… Если под Северным полюсом много лет яму рыть – до магмы докопаешься! – буркнул Матвей, у которого, когда он жевал, ныла переносица и слезились глаза.

– Значит, надо рыть, – пожав плечами, сказала Фулона. – Я вот, например, боролась со своей вспыльчивостью двадцать два года…

Ирка втайне обрадовалась, впервые поймав Фулону на человеческой слабости. До сих пор она была чересчур идеальна и оттого непонятна. Слишком совершенное совершенство всегда пугает. Куда больше верится в совершенство с маленькими оговорками и человеческими слабостями. Если у любимого актера нет даже прыщика на лбу, или смешной родинки, или кривого зуба – поздравляю, вы влюбились в фотошоп.

Ламина не могла жить без того, чтобы кого-нибудь не задирать. Временно оставив в покое свои излюбленные мишени, Холу и Ильгу, она переключилась на Ирку.

– Мне тут одна птичка нащебетала: тебе некромаг готовит? А вот я бы не желала, чтобы мне готовил некромаг! «Матвей, а Матвей! Почему у нас курица в бульоне брассом плавает?»

Заметив, что Ирке такие шуточки не нравятся, Фулона пришла ей на помощь и отослала Ламину в ванную посмотреть, не капает ли вода с крана. Ламина удалилась.

Вскоре Багров отобрал у Зиги пустую кастрюлю из-под котлет, которую этот гений нахлобучил себе на голову, и отправился за Фулоной на кухню. Валькирия золотого копья как раз заканчивала ставить в мойку большую стопку тарелок.

– Свалится! – сказал Багров, оценивая высоту пирамиды.

– Бывало, и выше строили! – успокоила его Фулона. – Чего такой пасмурный? Молчал весь вечер. На Таамаг злишься, что ли?

– Нет.

– Это радует, – кивнула Фулона.

Она подошла к окну, выглянула и, вздохнув, сказала:

– Ну вот! Опять вышла и сидит!

– Кто?

– Сумасшедшая со второго этажа.

Матвей посмотрел в окно. На лавке у подъезда сидела худая женщина и чистила апельсин.

– Почему сумасшедшая? Выглядит как нормальная! – сказал Багров, но и сам уже заметил, что на одной ноге у апельсиновой женщины тапка, а на другой сапог.

– У нее когда-то золотую цепочку сорвали, и она на этой цепочке зациклилась. А дети все не могут остановиться и дразнят. Скажут: «Нин! Пойдем покажем – кто украл!» – ткнут в кого-нибудь пальцем, а сами прячутся. Она бежит, ругается, камни швыряет…

– А если пару дитенков отловить и мозги вправить? – предложил Багров.

– Отлавливали даже и не пару, но с соседних дворов обязательно кто-нибудь притащится. Это теперь цирк для всего района! – с досадой сказала валькирия золотого копья.

Фулона повернулась и вышла. Багров услышал, как она сердито кричит оруженосцу, чтобы он загнал Нинку домой. Еще через минуту Матвей увидел в окно, как оруженосец сидит перед женщиной на корточках и что-то терпеливо ей втолковывает, а она, продолжая чистить апельсин, мотает головой. На горизонте же из крайнего подъезда подозрительно часто выглядывают два пацаненка. Постоят, на небо посмотрят и снова в подъезд.