Дмитрий Емец - Стеклянный страж

Мошкина не прогнали, и Евгеша воспрянул.

– Добрый вечер! Я же соскучился, да? – спросил он.

– Тебе виднее, – сказал Меф, переставая подрезать воображаемому Арею коленные сухожилия и вытирая со лба пот.

Дафна сердито наступила Мефу на ногу. Кому это виднее? Нечего издеваться над человеком!

– Ты когда-нибудь перестанешь расти? – поинтересовалась она у Евгеши.

Мошкин этого не знал.

– У меня папа крупный. А прадедушка вообще богатырь. Говорят, двухкамерный холодильник один втаскивал на восьмой этаж. И это в шестьдесят лет.

– Я плохо знал твоего прадедушку. У нас были разные интересы, – сказал Меф и торопливо отступил, спасая от Дафны уже отдавленную ногу.

– Прости, Жень! Не обращай на него внимания! Он тут два стула разрубил и самоутвердился! – сказала Даф.

Евгеша вздрогнул. Слово «Жень» для него было словом особого, фактически нереального доверия. Вроде как для волка разрешить погладить себя по животу.

– Ага. Я очень крутой, – согласился Меф, которому хотелось задирать Мошкина. – Ну как, Жентос, выучился на полиграф полиграфыча? Нравится тебе там?

Мошкин заметался. Спрашивать, нравится ему что-то или нет, всегда было запрещенным приемом.

– Ну вообще ничего… Только они там странные все какие-то! – выдавил Евгеша. – Особенно девушки. Фыркают все время, как лошади. Спросишь: «У нас история книгопечатания, да?» – и они сразу «фырк!». Одна только добрая. Опекает меня. Булочки дает. В библиотеку меня записала. Записала же, да?

– И не фыркает, нет? – коварно уточнил Меф.

Мошкин моргнул.

– Она хорошая. Правда, очень хорошая! Помогает мне, объясняет. Меня же по блату пристроили. Для меня половина предметов – темный лес. Скажут, допустим, «префикс» – а я думаю полчаса, кто это такой, – сказал он честно.

Мефу стало совестно. Поднимая руку, чтобы вытереть запястьем лоб, Буслаев увидел деревянный меч. Одному тренироваться трудно, Даф ему помочь не может, а к Арею он уже не пойдет. Только единственный раз, в самом конце.

– Ты еще не разучился работать шестом? – спросил он у Евгеши.

Мошкин покачал головой.

– Я иногда в лес иду или на стройку забираюсь. Привычка же осталась, да? – признался он застенчиво.

Вместо ответа Меф сунул руку за шкаф, пошарил и бросил ему пыльный шест. Мошкин, поймав, привычно взвесил его в руке и скользнул взглядом, знакомясь. Стирая пыль, неспешно провел ладонью, запоминая каждую неровность. Потом чуть присогнул колени и кивнул, показывая, что готов.

Даф вздохнула. Она уже поняла, что, если срочно не натянет в общежитии пятого измерения, вскоре в ее комнате не останется ни одного неразрубленного стула и ни одного целого стекла.

А в это время, только в центре Москвы, в дверь комнаты, которая находилась в подвале Большой Дмитровки, 13, тоже постучали. Стучала Варвара.

Дверь оказалась незапертой.

Арей сидел на стуле спиной к ней и рассматривал нечто, лежащее у него на ладони. Услышав за спиной шаги, он сжал пальцы.

– Эй, вы тут? – окликнула Варвара. – Я хотела сказать, что не собираюсь тут дольше жить! Пойду обратно в переход! Там хоть и машины над головой, зато крыша никуда не едет. Так что забирайте ключи от ваших разбитых тачек. Я ушла!

Мечник молчал. Варвара сообразила, что он ее даже не слушал.

– Глухарем прикидываемся? А я тогда как попугайчик буду повторять одно и то же! – прищурилась она. – Не хочу тут жить! Не хочу! Не хочу!

Стул скрипнул. Арей повернулся к ней.

– Что такое? – спросил он резко.

– А то! Ухожу я! Вы в курсе, что Добряк через порог этого дома вообще отказывается переступать? Наотрез! Я его за загривок волоку, а этот теленок рычит или ложится! Да и не могу я эти вопли слушать!

– Чьи вопли? Добряка?

– Ау, таксопарк! Какого Добряка? Прасковьи! Каждый вечер как по часам! Вначале подвывает, потом в голос, по полу катается, а, когда сил уже нет, хлюп-хлюп! И лежит как мертвая. Затем шевелиться начинает, Ромасюсик ее поднимает, и все вроде в порядке. Но с того момента, как подвывать начнет, и пока сама с пола не встанет, – не суйся! Зигя вчера к ней подошел – он же как теленок глупый, так она его ножом в ногу ударила!.. Еле у нее нож вырвала! Шипит, кусается!

– Взяла бы Прасковью в залаз? – криво улыбаясь, спросил Арей.

Варвара замотала головой.

– Издеваетесь? Да не в жись!

– А чем она отличается от того гения, который швырял горящие покрышки и чуть вас не прибил? – поинтересовался Арей.

Он-то сам знал, но ему любопытно было проверить, насколько верно его дочь чувствует психологические оттенки.

– Ну не знаю… Че я вам, гадалка? – протянула Варвара. – У Антона у того просто… типа… ну руки беспокойные. Видит пожарную лестницу – надо влезть и кому-нибудь в окно заорать. Видит бутылку – надо об асфальт грохнуть. С ним по улице топать опасно. В окно «Мерседеса» крысу расплющенную кинет и сматывается, а нас залавливают. Так мы что делали? Когда с ним идем, навалим ему в рюкзак так, чтоб лямки отрывались. В руки баллон сварочный сунем – он идет себе прекрасненько и не отвлекается.

– А Прасковья?

Варвара качнула пальцем единственную лампочку, свисавшую на голом проводе.

– Ну этой-то баллона сварочного не дашь. У нее точно червяк в башке сидит. То она нормальная, а когда он ворочаться начинает – сразу ненормальная. Не, боюсь я ее! Будет она так в залазе корчиться, и что? Ломиком по башке, на плечо и с собой тащить? Лучше я ее там совсем похороню!

Арей внимательно наблюдал за Варварой. «А ведь потащила бы», – безошибочно понял он, не зная, нравится ему это или нет.

– Может, она из-за синьора помидора? Большая неразделенная любовь? – с иронией поинтересовался мечник.

– Да не, – ответила Варвара убежденно. – Когда человек руки до крови зубами грызет, и ногти об стены ломает, и об пол бьется – и при этом утверждает, что это от любви, это все конкретная лажа. Тут он или себе врет, или вам врет, или что-то другое.

– Что?

– Это что, допрос?

– Да, – согласился Арей. – Допрос.

Варвара хмыкнула.

– Ну, валяйте! Она сегодня снова начала кататься – так Пуфсу надоело. Я смотрю из другой комнаты, в щель. Этот карлик кривоногий подходит, засовывает ей в спину руку по локоть и чего-то там поправляет. Потом раздраженно толкает ее ногой, как падаль, и учапывает. А Ромасюсик стоит и смотрит в потолок: «Я ничего не вижу, и меня тут нету!»

Арей с тревогой оглянулся. На глухой стене качалась тень от шнура. Он встал и остановил лампочку.

– Не говори Пуфсу, что ты это видела. И вообще… хм… держись от него подальше, – посоветовал он.

Варвара недоверчиво посмотрела на него.

– Вы боитесь этого маленького урода! – сказала она убежденно. – Я раньше думала, ничего не боитесь, а теперь вижу: боитесь!