Олег Серёгин - Дети немилости

Я нахмурился.

- Ладно, - проворчал я. – Едем в твое Музыкальное общество… они действительно не устраивают танцев?

По мне, музыка – такая вещь, под которую следует петь, танцевать и веселиться. На худой конец, в театре музыка тоже к месту. Добрый час сидеть неподвижно, слушая непонятно что – весьма сомнительное удовольствие.

Эррет так не считала.

Чему я изумлялся, так это количеству ее единомышленников. Казалось бы, имея столько времени, сколько его есть у Эррет, можно и скоротать часок-другой за прослушиванием инструментальных поэм. Но что здесь делали обыватели? Оглядывая зал, я находил среди публики не только магов и ученых, но и совсем простые лица. Даже пара полицейских надзирателей тут была; впрочем, их-то со всей очевидностью привели жены.

- В Рескидде нет сословий, - напомнила Эррет. – Ты сам, Мори, недавно говорил об этом. Никого не занимает то, какие развлечения приличны низшим сословиям, а каким – высшим. Личное дело лавочника – прийти сюда и слушать поэму или свернуть за угол и засесть в кабаке.

- Я преисполняюсь почтения к этому лавочнику, - сказал я уныло. – И к рескидди, у которых лавочников пускают в концертные залы.

Эррет хихикнула.

Стена по левую руку от нас полыхнула ярким, не давшим света узором, и мгновенно погасла. Я глянул в ту сторону и обнаружил худого мага в священнических белых одеждах, высоченного как каланча.

- Скоро начнут, - сказала Эррет, - вот уже звукоостановку дописали... Это и вовсе не зал, Мори, это просто музыкальная комната в модном отеле. Мы вошли через отдельную дверь, но сюда можно попасть и из номеров. Я так хотела именно сюда, потому что это концерт старинной музыки, возрастом в пять веков и больше... здесь нет случайных людей, только любители.

- Я темный властелин, - сказал я еще более уныло.

- Это поправимо, - утешительно, хотя и не без ехидства сказала Эррет. – Вот уже исполнители собираются... Мори, у тебя такой кислый вид! Подумай о чем-нибудь хорошем.

Я подумал, что люди Данвы следят за аллендорскими фальшивыми агентами: те заняты теперь какими-то делами в посольстве, и любопытно бы знать, какими.

Еще любопытнее, какими делами заняты настоящие агенты Аллендора и что за цели вообще преследует королевство. На доктора Тайви, уаррскую Тень Запада, вполне можно было положиться; я с нетерпением ждал результатов его расследования. Он уже заслуживал награды, и я давно понял, какой награды он ждет, но, увы, даровать ее мог только после разрешения ситуации, в которой мы оказались.

Четыре разновеликие флейты повели перекличку, арфисты дотронулись до струн, словно маги, готовые активировать схемы заклятий. Игрец на хрустальной гармонике в ожидании поглаживал крохотные рычажки своего инструмента. Музыка звучала странно – протяжно, безмятежно до полного бесстрастия, однообразно-светло. Я глянул на Эррет и увидел, что она закрыла глаза; слабая улыбка на ее губах была исполнена затаенной боли. Как давно Эррет слышала эту мелодию в первый раз, и сколько веков исполнялось ныне мелодии?..

Вероятно, не совсем такие мысли она имела в виду, советуя мне задуматься о хорошем. Я отвел взгляд и от нечего делать стал рассматривать музыкантов-рескидди. Они сами казались странными. Подобную светлую усталость я привык видеть в глазах священниц, но никто из музыкантов не служил Церкви... или служил, но иным образом?

Безбурная нежность, бесконечные переливы древнего напева, этот светлый тон, не менявшийся, сколько ни жди – в сравнении с ним колыбельные и те полны страсти... «Больше восьмисот лет», - уверенно определил я. В истории я разбирался лучше, чем в музыке. До того, как в Легендариум вошло пророчество Ирмерит, высочайшим переживанием арсеита считался «айин» - «радость отсутствия надежды». С тех пор, как явилось пророчество, никто уже не мог – да и не желал – достигнуть этого состояния, но не оно ли звучало в песнях тысячелетней давности?

Первым Рескит создала Солнце, и дети Ее играли в нем. Нежа детей своих, Она создала золото, и дети играли с ним. После Она создала песок, и дети играли… Но песок не сохранял формы; золото сохраняло форму, но не имело жизни; солнце сохраняло форму и было полно жизни, но оставалось вечно неизменным. И Арсет наскучили игры.

Когда Арсет наскучили игры, она отделилась от прочих.

Флейты умолкли, вступила хрустальная гармоника; ее перезвон был так сладок, что вкус чувствовался на губах, но бесконечно-светлый лад не сменился, переливы остались те же: айин, счастье обреченных...

Когда Арсет отделилась от прочих, ей пришла кровь. С кровью пришли сила и воля. Обретя силу и волю, Арсет пожелала создать прекрасное. И она создала человека. Но, поскольку Арсет не была сама и нуждалась в ином, она создала человека из песка, солнца и золота.

Юная и неистовая, она обладала силой и выше всего ставила красоту. Потому родились от ее воли существа красивые и вечно юные, могучие, надменные и жестокие. То были не люди; и Арсет заплакала. Со слезами пришли жалость и мудрость.

Бесчисленные изваяния, мозаики, фрески; звезды на шпилях церквей, летящие в небе над Кестис Неггелом, светлые громады соборов Рескидды; белые одеяния священниц. Неизъяснимо ласковый лик, склоненный над колыбелью – очи как звезды, мреющие в сирени…

Обретя мудрость, Арсет создала мир, в котором может жить человек: пресную воду с прохладой и деревья с тенью, и рыб, и животных. Но все это высохло и умерло, так как в мире не было ночи. Братья и сестры Арсет смеялись и поднимали песчаные бури, в то время как золото плавилось под солнцем. Увидев это, Арсет призвала силу своей крови. Призвав силу крови, она затмила солнце, чтобы стала ночь.

Был день Рескит, и стала ночь Арсет. И Рескит стала гневна.

Арсет спряталась, но братья и сестры указали ее Рескит. Рескит послала за ней огни и вихри. Арсет воздвигла горы и остановила их. Рескит взяла горы и бросила. Арсет создала океан, и горы упали в океан. Рескит велела солнцу жечь и высушить океан. Но океан пролился дождем и стали облака, снег и туман. И Рескит больше не видела Арсет.

Тогда Арсет заново сотворила все, что было прежде. В мире, наделенном благодатью ночи и облаков, и пресной воды, родились люди.

Розовые новорожденные и мудрые мертвецы, цари и подвижники, певцы и солдаты, громы армейских труб и библиотечная тишь; Первая и Пятая магии, мотыга и атомник, ученый, подчиняющий демона, художник, что выкладывает мозаику в храме; страшная и прекрасная дерзость небесной девочки.

Увидев, что Арсет обладает силой и волей, Рескит изрекла запрет. Услыхав запрет, Арсет пренебрегла им.

Увидев, что Ее воля не исполняется, Рескит окуталась гневом.