Евгений Лукин - Труженики Зазеркалья

Дорогие читатели мужского пола! Вспомните, сколько раз вы снисходительно усмехались, услышав исполненный ужаса женский возглас: «Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!..» Зря усмехались, зря. Женщины вообще приметливее мужчин. И это их восклицание – лишнее тому свидетельство. Да! Представьте себе, что из каждого зеркала на вас и впрямь взирает совершенно иное отражение. Видите, какая разная складка губ, линия лба, рисунок морщин наконец? Собственно, так и должно быть. Одно отражение – талантливо, другое – не очень, а третьему вы просто не нравитесь…

Любители бесчисленных историй о том, как некий персонаж, пройдя сквозь зеркало, оказывается в симметрично опрокинутом мире, где логика становится абсурдом, а добро злом, вероятно, будут разочарованы истинным положением дел. Не такой уж он и опрокинутый, этот мир, а зеркальную грань, что бы там ни утверждал мистер Доджсон, человеку преодолеть не дано.

Разве что с помощью молотка.

Запомните это накрепко.

Почему-то принято считать, что миров всего два: один по ту сторону стекла, другой – по эту, хотя с помощью пары зеркал легко убедиться в существовании бесчисленной череды зазеркалий, каждое из которых (здесь вам придется поверить мне на слово) пребывает в точно такой же изоляции.

Все они, как говорят, устроены примерно одинаково, поэтому ограничусь кратким описанием ближайшего к нам мира:

То, что мы с вами наблюдаем в раме «говорящего правду стекла», именуется рабочим или пограничным зазеркальем. Внешне оно – копия нашей реальности, однако по сути представляет собой лишь внутренность расцвеченной скорлупки, за которой начинается собственно зазеркалье (или глубокое зазеркалье), куда уже взглядом не проникнешь при всем желании.

Живописать эти незримые для нас области – задача весьма неблагодарная, поскольку с каждой новой подробностью картина делается все менее представимой.

Однако, попробую…

Освещение там – как в пасмурный день, когда стальное солнце едва проглядывает сквозь ровный тонкий слой облаков. Ничего конкретного – все смазано, размыто. Подчас трудно понять, где верх, где низ. Единственный ориентир – радужный и как бы дымящийся шар, некое подобие громадного светила, которое, впрочем, не светит. Если поглядеть на него подольше и попристальнее, станет заметно, что тускло-радужный гигант шевелится на манер муравейника, меняет форму, оттенки, выбрасывает протуберанцы – все это, конечно, с чудовищной медлительностью…

Именно так выглядит издали биржа отражений. Сравнение с муравейником страдает неточностью – скорее она похожа на плотный пчелиный рой. Каждый день на Земле умирает чертова уйма народу, бьется не меньшее количество зеркал – и осиротевшие отражения тут же устремляются на биржу в поисках новой работы. Как ни странно, для них это тоже вопрос жизни и смерти, ибо в отрыве от зеркала долго не протянешь.

Наблюдать биржу можно практически отовсюду. Считается, что местоположение ее приблизительно соответствует центру глубокого зазеркалья. На самом деле кипящий страстями шар постоянно и незаметно кочует по непредсказуемой траектории. Точь-в-точь как магнитный полюс Земли.

Кроме старожилов, толкутся на бирже и отражения с улицы: из прудов, из колодцев. Удивительно, что при таком наплыве жаждущих работы псевдосветило еще не разбухло до размеров вселенной. Этому феномену есть два объяснения. Не берусь судить, насколько они противоречат друг другу. Первое: иные физические законы, когда большее со всеми удобствами умещается в меньшем. И второе: вместе с биржей расширяется и само зазеркалье…

Прочие объекты не столь величественны. В огромное и вроде бы запыленное пространство вмонтированы в беспорядке сложные геометрические тела преимущественно прямоугольных очертаний, – то ли отлитые из металла, то ли отштампованные из тусклой фольги, – каждое размером с комнату. Собственно, это и есть отражения комнат. Так они смотрятся извне.

При всей своей мнимой неприступности данные образования (здесь их принято называть павильонами) не более чем обман зрения. В любой из них можно шагнуть прямо сквозь стенку, хотя обычно за подобные проделки наказывают.

Окрашены все павильоны одинаково – в ртутно-серые тона, поскольку расцвечивать их снаружи, согласитесь, нет никакого смысла. Вокруг каждого в беспорядочном изобилии разбросаны призраки окурков, картонных коробок, даже зонтиков. Скажем, вышло отражение человека из отражения комнаты в глубокое зазеркалье. В руках – авоська. Ну и оставило ее где попало. Конечно, авоська наверняка еще понадобится при возвращении, но в том-то вся и тонкость, что незримому техническому персоналу проще отразить неодушевленку заново, нежели искать, куда она, зараза, подевалась. Только что ведь была!..

Неподалеку от павильона строгой, почти кубической формы стоял, а вернее – просто располагался в светло-серой дымке полуразвалившийся кухонный столик, в реальности давно уже не существующий. Месяца три назад он был выброшен вместе с прочим хламом, а вот отражение его, как видим, пригодилось. Как, кстати, и отражение старой колоды игральных карт.

Играли по обыкновению в дурака, поскольку преферанс – дело долгое. Один из партнеров в данный момент отсутствовал. Он исполнял роль хозяина квартиры, поэтому со свободным временем у него всегда было туго, чего никак не скажешь о двух прочих картежниках. Оба отражения бывали заняты в зеркале от случая к случаю, ибо друг детства в гости к хозяину забредал редко, а сын от первого брака – еще реже.

– Взял… – ворчливо сообщила зеркальная копия друга детства – полного мужчины лет сорока – и сгребла карты. Помятое лицо, под глазами – устрашающие мешки угольного цвета… Разумеется, на досуге отражение могло бы выглядеть и попрезентабельнее, однако бытует мнение, что, даже покинув павильон, из образа выходить не стоит.

Из слепой серебристо-серой скорлупы кубических очертаний временами слышался напряженный повелевающий голос невидимого распорядителя. Судя по характеру команд, хозяин квартиры с минуты на минуту собирался выползти на свежий воздух:

– Внимание! Открывает дверь!.. Пошел сквозняк… Третий! Колыхнул паутиной! Еще раз!.. Пятый, занавеску!.. Занавеску вздуй!..

– Ёлы-палы!.. – молвило в сердцах отражение атлетически сложенного юноши (сына от первого брака). – Ну вот что ты прикажешь делать! Хоть бы один козыришка!..

В серой стене павильона открылась, зазияла прямоугольная брешь, явив часть интерьера небрежно обставленной комнаты, и во внешнее зазеркалье вышло, пошатываясь, сильно похмельное отражение Василия Полупалова, одетое по-уличному: ботинки, лыжная шапочка, пальтецо, из кармана которого выглядывает край пластикового пакета… Прикрыв за собой дверь, отражение постояло немного в невеселом раздумье, затем приблизилось к играющим.