Ольга Погодина - Князь Лавин

– Угощайся, угэрчи. Прими в дар от меня самое ценное – печень.

Илуге не стал отпираться. Ножом, висевшим за поясом, точно полоснул по правому боку сайгака, аккуратно вырезал печень, поделил надвое, половину поднес Чиркену:

– Да будет милостив к тебе дух этого зверя, хан. Да будут твои кони быстрыми, как ветер, а стрелы меткими, как эта!

Обычное пожелание, а Чиркен слегка покраснел. Эх, любит лесть молодой хан джунгаров!

– И тебе того же, угэрчи Илуге! Пусть укрепится твое мужество!

В степи считалось, что еще теплая печень только что убитого зверя добавляет человеку мужества и удачливости.

Они молча ели, блестя глазами, потом отерли рот и руки снегом, вскочили в седла. Охотники уже растягивали волокуши и счастливо орали, шлепая друг друга по спинам окровавленной пятерней – это тоже считалось пожеланием удачи.

– Так и не отпустишь их по домам? – вопрос был задан небрежно, слишком небрежно. Илуге улыбнулся уголком рта.

– Отчего же не отпущу? Аргун Тайлган на носу, нехорошо было бы.

– А потом? – не удержался-таки Чиркен.

– Потом соберу на Пупе, – коротко отвечал Илуге и почувствовал, как Чиркен вздохнул с видимым облегчением: Пуп место испокон веку нейтральное, а двадцатитысячное войско на твоих землях кого хочешь обеспокоит.

– А что же сам? Мать-то приедешь навестить? – теперь он говорил с ним иначе, – как тогда, когда был еще всего лишь опальным беглым наследником и они вместе жили у косхов.

Мать.

– Да, конечно, – бесцветно ответил Илуге.

Голова после пира гудела. Илуге, как вежливый хозяин, должен был, согласно обычаю, выпить с каждым из гостей. И каждому показать, что ценит его мужество. Ночь вышла длинной, очень длинной. К его удовольствию, маленькому куаньлину удалось поразить всех, включая его. Обычную еду степняков, – вареное мясо и пресные лепешки, – ему с помощью каких-то невиданных соусов удалось превратить в нечто необыкновенное.

Чиркен, как почетный гость в стане угэрчи, тоже остался, и отведенная ему юрта теперь выглядела до странности тихой, несмотря на то, что давно рассвело. Однако мегрелы, тэрэиты и ойраты уже снялись с места, торопясь в свои родные кочевья, – Илуге застал уже только закопченные круги на том месте, где стояли их юрты. Кхонги и ичелуги еще собирались, сворачивали войлоки, затейливо ругаясь и то и дело хватаясь за больные головы. Цахо, изрядно перебравший, видно, тоже еще не поднялся, – юрты уваров стояли, как стояли.

Илуге усмехнулся.

Джурджаган, на зависть бодрый, уже вовсю гонял своих сотников. Завидев угэрчи, он подъехал, оскалился добродушной ухмылкой сквозь рыжую бороду.

– Что, хороша вчера была арха, угэрчи?

Илуге промычал что-то нечленораздельное, потом загреб горстью снег и обтер пылающее лицо. Хорошо, хоть Яниру с женщинами отправил по домам раньше, воины спьяну передрались бы из-за них.

– Хороша, – наконец, выдавил он.

Джурджаган хмыкнул. Военный вождь джунгаров, такого же роста, что и Илуге, был куда шире в плечах, кряжистей. Такой вольет в себя бочонок – и не поперхнется!

Еще раз оглядев Илуге с насмешливым сочувствием, вождь унесся, взбивая копытами выпавший за ночь мягкий снежок. Илуге коротко свистнул, подзывая Аргола, пасшегося неподалеку, за кольцом юрт. Великолепный белый конь принесся, призывно всхрапывая, ткнулся в плечо мягкими губами. Илуге достал из-за пазухи припасенную лепешку, погладил понятливую морду коня. Раскаленный обруч, сжимавший голову, постепенно отпускало.

Из-за соседней юрты вывернул Баргузен, смешно накренившись, словно так еще и не ложился. Илуге с некоторым сожалением смотрел, как он приближается. Друг. Почти что брат, – кто, как не он, был с Илуге с самого начала, спас его, совсем беспомощного? Илуге помнил об этом. Всегда. Даже когда новоприобретенное чванство Баргузена становилось невыносимым.

– Как спалось? – осведомился Баргузен, щурясь на утреннее солнце, – Мы вот оч-чень славно отметили удачную охоту!

В голосе обида, а как же: Баргузен считал, что его вчера должны были пригласить. Даже если никого, кроме вождей, Илуге не позвал тоже, – ни Чонрага, ни Турхга, ни Малиха, – никого. В таком деле это, как ни крути, опасно – военные вожди люди влиятельные и гордые, на пиру рядом с простыми челядинцами их усадить не след – обид потом не оберешься.

– Ты, я погляжу, совсем зазнался, угэрчи, – сказал Баргузен, неправильно истолковав его молчание, – Простые люди для тебя, я погляжу, и вовсе что грязь под сапогами?

– Пустое мелешь, – пожал плечами Илуге, – Тебе бы не обиды выдумывать, а людей поднимать. Джурджаган, я видел, уже на ногах.

Баргузен уже год как был сотником. Упросил Илуге поговорить с Джурджаганом. Напоминал о том, сколько для него, – для них! – сделал. Не преминул вспомнить старую обиду, – это когда Янира отказала ему тогда, два года назад. Спрашивается, что Илуге нужно было делать? Тащить сестру на аркане? Она вон и Эрулену отказала, да только тот обиды не держит.

– Тысяцкие у нас что надо, – язвительно протянул Баргузен, – Их, поди, с постелей палками придется поднимать!

– Ох и злой же у тебя язык, Баргузен, – поморщился Илуге. Ну да, человеку свойственно хотеть большего, чем имеет. Баргузен уже не раз делал прозрачные намеки о том, что был бы куда лучшим тысяцким, чем тот же Буха. Дурак человек, вообще ничего не понимает! Буха – зять старого хана, Темрика, и этим все сказано.

– Да уж, ты, угэрчи, верно отвык от того, что люди говорят то, что думают, – парировал Баргузен, – Вокруг тебя, я погляжу, все больше тех, у кого язык будто медом вымазан!

– Замолчи, Баргузен! – в сердцах оборвал его Илуге, – Чего тебе не хватает, что ты, точно вонючий скунс, всех готов утопить в своей вони?

– Ах, вот как, – протянул Баргузен, еще больше сощурясь, – Не ожидал я, что ты так…, – голос его дрогнул, – Думал, мы с тобой друзья…

– Мы и друзья, – сказал Илуге, – Да только ты, верно, нынче не с той ноги встал.

– Может, и не с той, – буркнул Баргузен, и сменил тему, – Я слышал, ты свою сестру так выставил, будто она всем вождям занозу в зад посадила?

" Тебе она занозу в зад посадила, не вытащишь никак, вот и бесишься!" – подумал Илуге, а вслух сказал:

– Я не думаю, что здесь есть что обсуждать. Я приказал – и она и ее отряд готовы выполнить мой приказ. Беспрекословно.

На последних словах он все-таки обернулся к Баргузену. Да, пусть вспомнит, что из-за его своевольства в Ургахе они тогда еле ноги унесли с площади.

– Почему ты меня не спросил? – тут же вскинулся Баргузен, – Я бы тоже пошел! Пошел в эти проклятые шахты!

– Погоди до Шамдо, – спокойно посоветовал Илуге, – Там у всех будет повод для геройства.

Из гостевой юрты появился Чиркен, и Илуге направился к нему не без облегчения. Все его последние разговоры с Баргузеном были такими вот…нелегкими.