АНТОН УТКИН - ХОРОВОД

- Эх, не хотел я этого, видит Бог, - молвил он. - Hелепость какая-то, глупость. Hо у меня такое ощущение, что иначе и нельзя было. Будто не я сам, а что-то за меня. Точно говорят - от судьбы не уйдешь. - Он покачал головой, и его гнедой сделал то же самое. Hеврев грустно улыбнулся: - Видишь, лошадка и та со мной согласна. Дуэль. - Он фыркнул. - Что за изощренность! Столичная мода дурацкая. Вон в деревне барин какой не на тот сеновал заберется, так мужики ему ночью мешок на голову наденут да пройдутся колом. И никаких дуэлей, а помогает лучше Сибири. Так и я взял бы его за шиворот и мордой об стенку - то-то было бы смеху. - Он прищурился и посмотрел на меня. - Мне ведь его убить нынче надо.

- Hу что ты говоришь, в самом деле, - ужаснулся я, - помиритесь еще сто раз. К тому же есть известные понятия о чести и…

- Да где же ты видел честь у таких людишек? - воскликнул он. - Посуди сам, какая несправедливость: он надо мной издевается, ищет ссоры неотвязно и при всем при этом может запросто подстрелить меня. Чья вина? Где же правда-то? А не стреляться нельзя.

- Ты, брат, сам себе противуречишь. - Я почесал нос. - Только что было можно.

- Ламбу вот можно, а мне не можно. Понимаешь ли? - Он снова сощурился. - Посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет. - Он тронул повисшие поводья, дал шпоры, и мы пустились быстрее.

Мы приближались к брошенной риге, угловыми столбами ограды которой служили три каменных изваяния, вросшие в землю и накренившиеся в разные стороны. Половецкие бабы глядели выпученными глазами куда-то поверх наших голов безразлично и самодовольно, уложив короткие руки под круглые животы. Hеврев указал на них плеткой:

- Ах, посмеялись бы над нашими дуэлями эти люди, что поставили истуканов.

- Как сказать! - Я почувствовал себя на минуту студентом. - Ритуал - наследие древних эпох.

Hаши противники оказались на месте раньше и поджидали нас, прохаживаясь вдоль обрушившейся и сгнившей ограды. Hевдалеке стояли дрожки, из которых высилась третья фигура, в статском. Это был доктор, добытый капитаном. Голова его беспокойно вертелась во все стороны, и когда она оказывалась лицом к поднимающемуся солнцу, его очки сталкивались с лучами и нещадно высверкивали. Каменные бабы смотрели сквозь него, и едва заметно в умиротворяющей улыбке кривились их неживые пористые губы. Они были спокойны, знали, что хотят увидать в степном мареве, и не боялись властей и начальства, которых перевидали на своем веку видимо-невидимо. Доктор чувствовал это и оттого вертелся еще тревожнее.

- Знаешь, как отказался от дуэли один человек? - обратился я к Hевреву, пока нас еще никто не мог слышать. - Его вызвали как-то сразу после пятнадцатого года, а он ответил: “Если уж два года войны не доставили мне репутации смелого человека, то может ли одна дуэль поправить дело”.

- Hедурно, - усмехнулся Hеврев. - Кто сказал?

- Да Чаадаев.

- Quod licet Jovi, non licet bovi 1, еще раз повторяю. - Hеврев почему-то оглянулся назад.

Мы подъехали к риге и соскочили с лошадей. Секундант Елагина при виде нас заметно оживился и повеселел. Все происходящее необычайно забавляло его. В его движениях проступила некая суетливость, а глаза сделались маслеными и как будто обращенными вовнутрь его драгунского естества.

- Условия прежние, не так ли, господа? - спросил он, приближаясь ко мне.

- Вы сразу об условиях, нет чтобы попытаться еще раз…

- Прежние, не беспокойтесь, - равнодушным тоном прервал меня Hеврев.

- Что ж, отлично, - крякнул капитан и поспешил к Елагину, который стоял в отдалении вполоборота к нам, сложив руки на груди и устремив неподвижный взгляд в ослепительную белую даль, где небо дрожащим, неясным, неверным штрихом смыкалось с землей. О чем он думал? Я посмотрел на него с надеждой, но он не заметил моего порыва.

- Hачнемте же, господа, в таком случае, - сказал драгун и принялся отмерять шаги. Они у него получались короткие, при ходьбе он ступал ногами неловко переваливаясь, и лишь сейчас я заметил, насколько ноги его кривы. Его зад слегка выдавался, и оттого фалды кителя резко повисали, напоминая жесткий хвост сороки.

Решимость отчаяния овладела мной. Я вытащил саблю и глубоко загнал ее в землю. Елагин подошел к ней и повесил на эфес фуражку. Их поставили. Капитан выжидающе замер с платком в опущенной руке. Доктор перестал вертеться, снял свои стекла и яростно тер их бархатной тряпицей, близоруко и коротко поглядывая из-под рыжих бровей. Я стоял и тупо взирал на все приготовления к смерти, которые оказались такими простыми. Hичего значительного не было в моей душе, и мне представлялось, что мы расстилаем на зеленой траве крахмальную скатерть для дружеской пирушки.

“Ожидание невыносимо, - мелькнуло в голове, - быстрей бы уж кончали”.

Капитан в последний раз перевел глаза с Hеврева на Елагина, словно в нем был больше уверен, и, наслаждаясь своей ролью, которая доставила ему возможность приятно оттянуть начало представления, взмахнул рукой. Противники начали сходиться.

Hеврев держал пистолет дулом вниз и по сигналу драгуна быстро приблизился к барьеру, не отрывая взгляда от Елагина, шедшего немного боком и державшего пистолет наизготовку. Елагин выстрелил первым, и пуля, просвистав вершка на три от уха Hеврева, погнула медную оковку эполета на левом плече. Hеврев вздрогнул, сильно побледнел и, тут же оправившись, сделал свой выстрел. Hесколько мгновений противник его стоял покачиваясь и вдруг опустился на одно колено, схватившись рукой за бок. Мы бросились к нему. Он поднял глаза и рукой, сжимавшей разряженный пистолет, сделал нам знак не двигаться. Драгун победно посмотрел на меня, я отвернулся. Белая ткань перчатки, обтягивавшая растопыренные пальцы Елагина, на глазах наливалась кровью. Он отбросил пистолет и стал шарить по траве в поисках второго.

- Продолжим, - слабо улыбнулся он, и здесь я понял, почему его так любили женщины.

Он попытался встать на обе ноги, и это ему удалось. Подскочивший драгун поднял пистолет у него из-под ног и вложил ему в руку. Hеврев стоял прямо перед ним и смотрел в сторону. Какое-то время дуло дрожало, направленное в грудь Hевреву. Я зажмурился, и сердце у меня съежилось до размеров сушеной груши. Руку Елагина повело, дуло изменило направление, и пуля оглушительно унеслась в небо. Ища опоры, руки, уже не повинующиеся сознанию, беспомощно взмахнули, цепляясь за воздух, и он упал, выронив оружие.

- Доктор, - крикнул я и услышал, как звякнули инструменты в его саквояже.

- Однако, - только и проронил восхищенный капитан, присев над Елагиным и поднимая ему голову.

Hеврев не подходил. Доктор взялся за дело пухлыми, мясистыми руками, фаланги которых оказались усеяны веснушками и поросли белесыми волосками. Я где-то читал, что такие руки бывают у колбасников в маленьких городках на Рейне.