Александр Рау - Меч, палач и Дракон

Герцог Антонио Гальба отставил на стол пустую кружку и утер усы. Крепкая подогретая мадера отлично защищала от зяби. Ее консервативный герцог предпочитал как алькасарскому кофе, так и новомодному отвару из прокипяченных листьев, которые отстияки везли из-за жаркого берега.

Свечи в кабинете были погашены, отблески камина освещали гостя герцога — человека без возраста, даже в помещении не снимавшего капюшон. Красный цвет его одежды слился с черным. Весь облик гостя был темным и зловещим, но не его внешний вид заставлял волноваться герцога.

Гость сидел в мягком, специально принесенном для него кресле напротив Гальбы. За спиной его стояли два надежнейших стража, готовые в любой момент ударить кинжалами. Еще двое стояли по бокам от герцога и у двери. Гость отказался от мадеры, и теперь невозмутимо ждал, пока герцог утолит жажду, не обращая на стражей никакого внимания.

— Что молчишь, союзничек? — хмыкнул на конец герцог, даже такая невинная фраза в его исполнении прозвучала как оскорбление.

Но красно-черный гость ни как не отреагировал на тон герцога.

— Вы здесь хозяин, вы — мой наниматель, — цвет его глаз был непонятен, в зависимости от каминных отблесков казался то черным, то желтым.

Гальба не был уверен, что это его настоящий цвет. Слишком уж противоречивы и неоднозначны были его знания о госте, прячущем лицо.

— Не наниматель, а господин. Не забывайся, Гюрза. Ты знаешь, я не терплю своеволия и наглости. Помни свое место.

Имя, которым называл себя ночной гость, подходило к его облику. В зверинце Хорхе хватало ядовитых гадов; но особенно берегли смотрители черную гюрзу, привезенную с наурских остров. От ее яда не было спасения. Гальба не удивился, если бы язык Гюрзы оказался раздвоенным. Слишком уж быстро он согласился работать на него.

— Господин, который платит, или наниматель — не вижу разницы, — дерзко ответил Гюрза, — Место свое знаю, у Марка де Мена тяжелая рука. Я отравлен медленным ядом, значит предать вас не смогу при всем желании.

Гальба ему не верил, помня с каким трудом, он получил Гюрзу в свои руки. О черном колдуне, не связанном ни со «старыми» волшебниками, ни с ненавистным Гийомом, ходило много слухов, но лишь ему, герцогу ужалось докопаться до правды.

Подчинить Гюрзу оказалось легче, чем найти. Почуяв свою кровь, он согласился работать на герцога, но выдвинул такие условия, что возмутил Гальбу. Даже сам король не платил столько Гийому.

— Вот первая цель, — герцог протянул Гюрзе листок бумаги, — Враг короны. Он должен умереть. Срок — неделя. Оплата по исполнению.

— Нет, — нагло заявил черный чародей, — Я не дурак-крестьянин на ярмарке, а вы не ловкий купец. Половину вперед.

— Да как ты смеешь, ничтожный! — взревел герцог, Гюрзе задрали голову, приставив кинжал к горлу.

— Осторожней, так и порезать можно, — прежним ехидным голосом предупредил он стражей.

— Оставьте, — приказал стражам герцог, — Треть, но смотри, если обманешь! — пригрозил он Гюрзе.

— То ты скормишь мне мои яйца, — в тон ему закончил черный маг, — Не обману.

— Это последнее наше свидание. Следещие задания будешь получать от тех, кто предъявит тебе эту дырявую монету, — Гальба кинул ему образец, — На этом все. Вали отсюда.

— Прощай, герцог, дела ждут, — Гюрза медленно поднялся.

— Подожди! — приказал ему Гальба, — Выпей! — приказал он, протягивая ему кружку с мадерой. Напиток успел остыть.

— Гадость, герцог, неужели у вас нет денег, на что-нибудь получше, — поморщился Гюрза, осушив кружку и ощутив характерный привкус противоядия.

Антонио Гальба — министр и герцог — пропустил мимо ушей его колкость. Гюрза будет выполнять его задания, или умрет, не получив свою глиняную кружку с мадерой.

Бело-черный кондор — любимец сапа-инков — властитель неба над орехонскими горами залетел далеко от гнездовья. Он отправился вслед за войском. Кондор привык к легкой пище. Его родители и родители его родителей — все они летали по следам орехонов.

Свирепые воины, приветствовавшие их появление радостными криками, оставляли после себя много свежего мяса. Так много, что хватало всем птицам: и кондорам, и грифам, и воронам, и никто не дрался из-за пищи; даже шакалы и те не трогали пернатых соперников.

Кондор кружил над огромным полем, изредка мерно махая крыльями. Внизу десятки тысяч двуногих собрались, чтобы дать пищу ему и другим падальщикам.

Турубары и орехоны выстроились в две неровные линии напротив друг друга. О воинских ухищрения северных земель здесь и не слышали. Лишь ягуары под командованием Пабло и Жозефа держали подобие стоя. Прочие воины — вооруженные бронзовыми ножами, легкими луками и метательными копьями — представлями собой большую толпу, как и орехоны.

Камоэнсцев держали в резерве. Или было мало, меньше пяти сотен, но они стоили половины всего войска. Марк де Мена ходил взад вперед, съедаемый нетерпением. Луис де Кордова что-то шептал, глядя в небо.

— Гийом, — радостно воскликнул он, увидев мага, — Идите сюда. Сейчас мне на ум пришли строчки, впервые за всю экспедицию, а записать нет возможности. Меня могут убить, было бы обидно…

— Читайте, я запомню.

— Гимн Камоэнсцам! Написал от лица турубара. Все равно у них нет поэтов, — объявил Луис.

Гийом сдержал смех. Гимн самим себе от лица союзников!

Вы пришли издалека… Но что такое «далеко» для вашей крови, чья песня не знает границ. Вы пришли из страны великой, из той, что на карте видна лишь пятном туманным. Вы даже не видели красу цветов на этих холмах, с которых вам идти в атаку железным строем, вы защищаете землю, в которую вас зароют, кровью своей и смертью, смертью, одетой боем. Вам говорят деревья: братья, останьтесь с нами! Так желают деревья, равнины, частицы света, так возглашает чувство, колеблемое волнами. Братья, останьтесь с нами. Турубанг вам воздаст за это!

Когда Луис, с ног до головы закованный в броню, торжественный и величаво суровый закончил читать эти строчки, магу уже не улыбался.

— Запомню. Хорошо сказано, — он поклонился, — Давайте сегодня поведем себя так, будто мы герои ваших строк.

— Гийом! — окликнул его Пабло Гальба, что подошел незаметно и о чем-то горячо спорил с Марком де Мена, — Орехоны двинулись.

— Иду.

Ушастые шли волнами. Одна другая, третья. Их было намного больше, чем турубар, стоявших в обороне. Пусть разобьют одну, две волны, но следующие сомнут расшатанный строй этих отродий болотных тварей, что осмелились пойти против детей Солнца. Орехоны верили в то, что Светило на их головами даровало им право владеть всем живым.

Легкий ветерок, освежавший тела ушастых, вдруг усилился. Чем ближе подходили они к рядам врагов, тем сильней он становился, жестко трепля повязки, накидки и тяжелые серьги в ушах, слепя глаза. Каждый шаг давался тяжелей предыдущего.