Дэвид Геммел - Вечный ястреб

— А если я скажу тебе, что мы так и сделали? И что это привело Фарлен к гибели?

— Теперь уж я и вовсе ничего не пойму.

— Тем-то и страшен хаос. Слишком много в нем соперничающих реальностей. Скажи я тебе, сколько раз я пытался помешать торжеству аэниров, ты счел бы меня безумцем. Осложнениям и парадоксам числа нет. Армии из одного времени переходят в другое, мертвецы воскресают и достигают величия, матерей великих сынов убивают в детстве. Сами Врата трещат под напором хаоса. Знаешь, сколько таких бесед у нас с тобой было? Нет, не знаешь, зато я знаю: много десятков. А гибель кланов и победа аэниров прошли передо мной сотни раз. Я постарел и сделался слаб, а задача так и остается неразрешимой.

— Вряд ли я смогу усвоить твои уроки, старик, — покачал головой Касваллон. — Ты уведешь кланы в то время, когда они еще не появились на свет, а я отправлюсь искать королеву, которой уже нет в живых. Чем ты еще меня удивишь, Талиесен?

Друид молча смотрел на звезды, мысленно называя их имена. Дойдя до самой дальней, мигавшей, как тусклая свечка, он поднялся с земли.

— Кое-чем удивлю. Если дело, что весьма сомнительно, все же закончится нашей победой, ты претерпишь такие страдания, каких ни один из Фарленов еще не терпел. Не знаю пока, как это произойдет, но знаю, что это будет. Ибо я видел Вечного Ястреба.

Касваллон хотел что-то сказать, но друид остановил его жестом.

— Ни слова больше сегодня, воевода. Я устал до смерти.

Аэниры в долине забили трех быков и готовили пир. За три дня ни один вражеский воин не нашел пещеры Оракула. Отсюда, сверху, он видел, как умер Дирк. Старик вытащил из-под узкого топчана дубовый, окованный медью сундук, достал заржавленную кольчугу, шлем и меч, завернутый в промасленную тряпицу. Кольчуга висела мешком на его отощавшем теле — человек стареет быстрей, чем железо. Собрав назад белые волосы, он нахлобучил шлем. Опоясался мечом, вышел на солнце и стал спускаться в долину.

Много мыслей он передумал в пути. Вспомнилось детство, первая Охота, тот славный день на Играх, когда он пронес Ворл дальше всех. Вспомнилась любимая Астель, резвушка из Хестена — в их первую зиму вместе она заболела и умерла. Эта утрата причиняла ему боль даже теперь. Он с тех пор состарился, а она осталась молодой навсегда, но это не делало утрату менее горькой.

Лес вокруг стал редеть. Оракул шел дальше, вниз.

…Потом настал день, когда он, дав отпор нашествию равнинных жителей, явился в совет. Его имя гремело тогда по всему Фарлену. Он возмечтал, что его сделают королем, но его отвергли, и он в ярости поклялся, что никогда не вернется в клан.

С горсткой отважных сторонников он отплыл на Валлон и заставил друидов открыть для него Врата. Два года он сражался на стороне королевы Сигурни. Затем он покрыл себя позором — этот случай был глубоко погребен в его памяти, — и королева разжаловала его. Вместе со своими людьми он вновь ушел за Врата, в другой мир.

Что это был за край! Зеленый, плодородный, с прекрасными городами из мрамора. Но край этот раздирала междоусобица: многочисленные вожди и принцы без конца боролись за власть. Дарования Оракула там пришлись как раз к месту. Через два года он стал генералом. Через пять лет повел трехтысячное войско на Вашину, Лисьего Принца, и разбил его в битве при Дункарнине. Еще пять лет спустя он объявил себя королем и был провозглашен от северных гор до южных морей как бесспорный правитель.

Умей он заглянуть хоть немного вперед, он принес бы жителям той страны мир и процветание. Но он был воителем, ничего не смыслил в дипломатии и прощать не умел. Он казнил своих врагов, порождая этим все новых и новых. Подавил два восстания и был разбит, когда вспыхнуло третье.

Раненый, лишенный немногих друзей и сторонников, он бежал на север и попытался собрать новое войско. Три года он вел мелкие войны, но великих побед так и не одержал. В конце концов его выдали врагу собственные помощники. Приговоренный к смерти, он убил двух часовых, бежал из тюрьмы, украл коня и поскакал на юго-восток, к Вратам. Дважды его чуть было не схватили, в спину ему попала стрела. Но в те годы он был силен и добрался до той самой пещеры, откуда впервые когда-то вышел в эту страну.

Друид, сидевший там, выпучил на него глаза. Оракул помнил его по Валлону. Ослабевший от потери крови беглец попросил отправить его обратно домой, и друид сделал это, не споря.

Теперь старик в полной мере вкусил горький вкус плодов, взлелеянных его честолюбием. В родной долине чернели обугленные дома, враги топтали пшеницу на фарленских полях. В общинном доме, охраняемом часовыми, содержались в цепях пленные горянки трех кланов.

Аэниры показывали пальцами на идущего мимо них старца. Их смех разъедал душу Оракула, как кислота. В свое время люди трепетали, видя его в боевом снаряжении. Он обнажил меч, и смех поутих.

— Спасайся, ребята, — выкрикнул кто-то. — Клановое войско идет.

— Кто у вас главный? — спросил Оракул насмешников, заключивших его в круг.

— Гляди-ка, он говорить умеет! Изложи свое дело мне, старина.

— Я ищу пса, а не его дерьмо, — ответил Оракул.

Обиженный аэнир сам выхватил меч и бросился на него. Старик отразил удар и наполовину рассек противнику шею.

Смех окончательно прекратился, сменившись шорохом вынимаемых из ножен клинков.

— Оставьте его, я сам им займусь, — приказал Асбидаг, расталкивая толпу. По правую его руку шел Драда, по левую Тостиг. Вождь остановился шагах в пяти от Оракула, с усмешкой оглядел его ржавую кольчугу. — Главный здесь я. Говори что хотел сказать.

— Не о чем мне с тобой говорить, отродье Агриста. Я пришел сюда умирать. Не желаешь ли проводить меня на тот свет?

— Ты хочешь сразиться со мной, старик?

— Если у тебя духу хватит.

— Хватит, только скажи сначала, куда делся твой клан. Где они хоронятся и что намерены делать?

— Они повсюду, — осклабился старик, — и намерены покончить с тобой.

— Думаю, тебе известно еще кое-что. Взять его!

Меч Оракула сверкнул дважды и сразил двоих воинов. Третьему клинок горца погрузился в живот. В ответ аэнир, обезумев от боли, воткнул меч старику между ребер и пронзил легкие.

— Назад, дурачье! — закричал Асбидаг.

Оракул попытался встать, но вождь аэниров сам опустился рядом с ним на колени.

— Твое желание исполнилось, старина. Но если ты ничего мне не скажешь, я выколю тебе глаза, и ты придешь в Валгаллу слепым.

Голос Асбидага, доносящийся словно издали, перекрыл другой, женский, звенящий от ненависти. Оракулу показалось, что он узнал этот голос, но зрение уже изменило ему, и он не почувствовал, как ему перерезали горло.

Моргас, плача навзрыд, продолжала кромсать ножом его шею. Успокоилась она, лишь когда Асбидаг поднял ее и дал ей пощечину. Сделав над собой усилие, она скрыла переполнявшую ее ненависть.