Кэтрин Куртц - Наследие Дерини

— Я же сказал вам, нет! — вновь воскликнул Райс-Майкл. — Оставьте швы. Я не желаю никаких прижиганий, и тем более, чтобы мне пускали кровь.

— Не говорите глупостей. Вы не в том состоянии, чтобы сознавать, что пойдет вам на пользу, — уверенно произнес Полидор, поворачиваясь, чтобы проследить за действиями помощников.

Стеванус отошел и, взяв свою лекарскую сумку, принялся отмерять дозу болеутоляющего, как велел ему Полидор. Райс-Майкл, воспользовавшись этим, здоровой рукой подтянул к себе Катана.

— Беги и расскажи Рану, что они делают, — прошептал он, и мысленно добавил: «Скажи ему, что я отказываюсь оставаться здесь, и если я умру, то они получат совсем другой регентский совет, чем рассчитывали. Скажи ему про дополнение к завещанию… Но объясни, что оригинала у тебя нет, и я не велел тебе говорить, у кого он. Скорее».

Стеванус с недовольным видом проводил Катана, который бросился к дверям и, качая головой, поднес пациенту небольшую железную чашку с маковым настоем.

— Сир, Ран не станет вмешиваться, — промолвил он, помогая королю выпить лекарство. — Пейте, не стоит осложнять себе жизнь больше необходимого.

— Я не желаю прижигания, — упрямо повторил Райс-Майкл, не обращая на чашку внимания. — Если хотите, можете дать сюда горячую воду, чтобы я опустил туда руку… Возможно, это поможет. Но рана не кровоточит, и я не потерплю, чтобы мне пускали кровь, иначе из-за слабости я не смогу ехать верхом. Мне нельзя здесь оставаться. Я должен вернуться к Микаэле.

— Сир, вы получили образование лекаря? — с легким презрением спросил его Полидор.

— Нет, конечно, нет.

— Тогда не пытайтесь учить меня моему ремеслу, Возьмите и выпейте это. Что нужно сделать — должно быть сделано, с вашей помощью или без нее.

Он вручил Райсу-Майклу чашку, и сделал знак Фульку, который поставил таз с горячей водой на прикроватный столик. Там по-прежнему стояла пустая чашка и глиняная фляжка с тацилем, и монах убрал их, прежде чем расстелить на столе полотенце. С любопытством понюхав пустую чашку, он повернулся к королю.

— Что это такое?

— Какое-то снадобье от лихорадки, — отозвался Райс-Майкл, прежде чем Фульк или Стеванус успели вмешаться. — Оно вроде бы помогает, мне дала его хозяйка замка Лохаллин.

— Какое-то деревенское снадобье, да? Как оно называется? — монах покосился на Стевануса, затем, открыв флягу, понюхал содержимое.

— Старая повитуха, которая была с ней, называла это лекарство тацилем, — ответил Стеванус. — Леди Стэйси сказала, что ее мать получала порошок от Целителя, который давно умер.

— От Целителя? Так это деринийское снадобье? — Полидор с отвращением оттолкнул от себя лекарство. — Я не потерплю ничего подобного в стенах нашего монастыря.

— Не надо, оно мне помогает! — воскликнул Райс-Майкл. Он попытался выхватить фляжку у монаха, и нечаянно задел больной рукой о край таза, с такой силой, что слезы выступили на глазах.

— Не надо глупостей, сир, — наставительно произнес Полидор, пока Райс-Майкл баюкал у груди ноющую руку, едва не всхлипывая от боли. — Брат Дениол, избавьтесь от этого. Сожгите, или как угодно.

— Но снадобье и впрямь как будто помогало, — неуверенно заметил Стеванус, хотя и не позволил Фульку помешать молодому монаху, который взял тациль у Полидора.

— Глупости, — Полидор решительным движением расправил второе полотенце и постелил его на кровать у столика. — Если это деринийское снадобье, то оно никак не может помогать. А теперь давайте мне руку, сир, и пусть она отмокнет, пока вода не остыла. Стеванус, либо вы сами убедите его выпить настойку, либо нам придется позвать сюда крепких парней, чтобы придержали его величество, пока мы сумеем его напоить.

В этот миг Райс-Майкл услышал, как в гардеробной разбилась о каменный пол глиняная фляга, и рухнул на подушки, больше не пытаясь сопротивляться, когда Полидор взял раненую руку и опустил ее в кипящую воду. Тациль и впрямь помогал ему, он был в этом уверен, но теперь облегчения больше ждать неоткуда, и все лишь потому, что это снадобье было изготовлено Дерини…

С трудом подавляя тошноту и головокружение, стиснув челюсти от боли и стараясь не обращать внимания на жар, охвативший руку, Райс-Майкл взглядом проследил за молодым монахом, вернувшимся в комнату, в то время как Полидор подошел к очагу, чтобы проверить инструменты для прижигания, которые нагревались на огне. Стеванус вновь вложил ему в руку маленькую чашку с обезболивающим, и Райс-Майкл осознал, что его единственная надежда заключалась в том, чтобы Катан успел привести сюда Рана, прежде чем эти палачи Custodes расправятся с ним.

И дело не только в том, что страх перед предстоящей болью терзал его сердце.

Он мог бы перенести прижигание, даже не вскрикнув, если бы был убежден, что оно пойдет ему на пользу. Однако даже при одной мысли о кровопускании, холодок бежал у него по спине, в особенности после того, как он услышал о судьбе, постигшей Полина. Он встревоженно повертел чашку в пальцах и попытался припомнить, что именно ему известно об этой процедуре.

В первый раз, хотя сам он этого не помнил, его подвергли кровопусканию после «спасения» из рук похитителей, поскольку нужно было его убедить, что он якобы потерял куда больше крови от своих «ранений», чем на самом деле. Вероятнее всего, тогда кровь ему отворял именно Стеванус. Потом ему еще несколько раз пускали кровь в те ужасные месяцы после убийства Джавана, чтобы держать его ослабленным; и еще несколько раз он пережил кровопускание перед коронацией, с тем чтобы вид у него был бледный и вялый, словно король и впрямь восстал после долгой болезни.

Разумеется, существовали и вполне разумные медицинские причины для кровопускания. В некоторых случаях врачи очень рекомендовали это средство. Кроме того, его использовали в некоторых монастырях, порой даже добровольно, чтобы соблюсти целомудрие, поскольку разжижение крови также усмиряло плотские страсти. В монастырях процедура эта именовалась минуцией, от латинского слова minuere , что означало «уменьшать».

Однако Custodes обнаружили и куда более отвратительное применение кровопускание, не только как испытание обета послушания, но в некоторых случаях и для запугивания. Джаван ему рассказывал, как в Arx Fidei отворяли кровь невинному священнику по имени Фаэлан, пытаясь добиться от него, почему Джаван именно этого монаха попросил стать своим исповедником. Они отворяли кровь и самому Джавану, пока он оставался в монастыре, чтобы продемонстрировать, сколь велика их власть над ним.

«Поверь мне, — как-то раз сказал ему Джаван, — это одно из самых отвратительных ощущений в мире. Никогда не чувствуешь себя таким бессильным, как когда видишь, что кровь твоя вытекает из жил, и сознаешь, что лишь те, кто стоят рядом с тобой, в силах прекратить эту пытку…»