Юлия Остапенко - Русская фэнтези-2008

Ничего не сказала и Белоснежка. Более того, она крепко сжала губы, показывая, что ничего объяснять и не собирается. Несколько мгновений пристально на нее посмотрев, Виктор решил не настаивать. Он уже давно усомнился в том, что Белоснежка — просто студентка, «проросшая» на экзамене. С ней явно что-то было нечисто. Но разбираться с этим некогда, да и условий подходящих нет. Поэтому, осторожно за ней наблюдая, он уже давно решил ни в коем случае на нее не давить и по возможности ни на чем не настаивать. Главное — чтобы не мешала. А там… выберемся — разберемся!

И потому он предложил перейти к следующему вопросу повестки дня: что делать?

Ланка немедленно вспомнила, что в «Золушку» они стремились для того, чтобы оттуда ехать к Двери в волшебной карете. И Щука им обещала превратить их в кого надо. Виола, которая к этому моменту успела умыться, и, бросив вопросительный взгляд на Ланку, по ее утвердительному кивку поняла, что вся грязь с лица смыта, нашла взором Щуку и вежливо поинтересовалась:

— А теперь нам можно на берег?

— А нешто ж нельзя? — удивилась та.

И Виола поднялась из воды, как Афродита из пены морской.

Надев на себя сухую одежду, все почувствовали себя лучше. Кроме Белоснежки. Та, отойдя в сторону, лишь немного отжала подол платья и сейчас дрожала на холодном ветру.

Но тут Щука, плавающая у бережка, непонятно кому сказала:

— Еще чего! — и шлепнула по воде хвостом. Платье сразу стало сухим и чистым.

— Спасибо! — пролепетала девушка, с благодарностью глядя на Щуку и зачем-то засовывая руку в карман платья.

И тут же вскричала:

— Ой! Я что-то нашла! — и, вытащив руку, медленно разжала ладонь. В самом ее центре лежало тыквенное семечко.

— Ура! Есть карета! Мы поедем, мы помчимся! — завопил Мигель. — Сейчас прорастим ее — и вперед.

Виктор, прищурившись, перевел взгляд с Мигеля на семечко на ладони Белоснежки.

— И откуда оно взялось?

Та задумалась и вдруг радостно затараторила:

— С огорода Золушки! Я там на тыкву упала и ее разбила. Наверно, оно к руке прилипло!

Виктор ничего не сказал, но опустил глаза к земле, боясь взглядом выдать свою растерянность. Происходящее все больше и больше ему не нравилось. Мешанина между литературными мирами все усиливалась. Ланка в это время уже встала на колени и копала в земле ямку, готовя место для посадки. А Виола приплясывала рядом и давала указания:

— Глубже копай! Землю разрыхляй!

Пока росла и поспевала тыква, а это заняло значительную часть дня, в маленьком, но тесно сплоченном коллективе шла бурная дискуссия: уходить и спасаться самим или все же попытаться поискать остальных. Вот тогда-то Щука, все время плескавшаяся неподалеку, и заявила:

— Их тут нет и вытаскивать не надо. А он и так спасется! — и разъяснять свои слова категорически отказалась, глубоко нырнув.

«А Триада сурово хмурился, — продолжала вспоминать Ланка, сидя в карете, — и не отходил от Белоснежки. Ну, после всего случившегося это-то понятно, но почему он все время мрачный? И нерешительный… Совсем на себя не похож. И все время молчал, пока мы обсуждали — уходить или оставаться? Настоял на уходе, но даже никаких своих аргументов не привел… Ну, конечно, Санчес прав. У Спасателей больше возможностей и найти их, и вытащить. Но и Мигель прав, как-никак, но если их извлекут Спасатели, экзамен точно не засчитают. С другой стороны, Виола тоже дело говорила: эта путаница — явно не наша вина…»

Конца раздумьям не предвиделся. Золушка-Ланка потянулась и попыталась поудобнее устроиться на сиденье. Слегка повернув голову влево, златовласая красавица с сапфировыми глазами стала вглядываться в окрестности. Впрочем, из-за темноты там ничего особо не было видно: лишь размытые тени деревьев проносились на ходу, да изредка, почти у самого горизонта, мелькали огоньки далеких деревень. Одно их скопление было таким большим, что походило уже на город. В свете луны хорошо была видна остроугольная крыша стоящего рядом дворца с тремя башенками: две по краям, а одна — в центре. Во всех их окнах горел свет. В какой-то миг Ланке даже показалось, что она услышала звуки далекой музыки, но столь мимолетные, что никакой уверенности у нее в этом не было. «Праздник у них там, что ли?» — лениво мелькнула мысль, но быстро исчезла: думать о чем-то постороннем не хотелось, да и сил не было.

Карета ехала довольно быстро, и трясло в ней неимоверно. На выбоинах зубы Ланки и Белоснежки то дружно клацали, то начинали выбивать дробь. Но затем карета выехала на более ровную, мощеную дорогу. И здесь Виола взяла реванш за все свои прошлые обиды. Кнут так и вился над конскими спинами, подгоняя и без того рванувших со всех сил коней. Правда, к чести кучера, надо сказать, что пугать-то она пугала, но бить пока всё-таки не била. Тройка почти летела, стелясь над дорогой, казалось, еще немного, и она превратится в птицу и взлетит в облака. И лучше бы она это сделала. Потому что дальше пошли такие ухабы и рытвины, что ездить на полной скорости по ним могли только самоубийцы.

Поэтому в особо опасных местах над спиной левого пристяжного возникали лопасти пропеллера, рассекающие воздух и позволяющие не приземляться в яму, а взлетать над ней. Правый же, не мудрствуя лукаво, время от времени подпрыгивал в воздух, выполняя не то большой батман, не то ещё какую-то премудрость классического балета. А бедный коренник при виде всего этого безобразия под ногами лишь давил в себе желание нырнуть в Сумрак, при этом он не мог даже стиснуть зубы, потому что для этого пришлось бы закусить удила.

Завидев впереди по своей стороне дороги очередную жуткую яму, правый конь, бывший когда-то Санчесом, взвился в воздух, в одном могучем прыжке преодолевая опасное место и помогая тем самым перебраться через него Виктору. Но что дозволено Юпитеру, не позволяется быку. Поэтому тяжёлая карета, обладающая плавучестью и летучестью топора, с разгона ухнула обоими правыми колесами в глубокую рытвину, и весь экипаж опасно накренился, ложась почти на бок. Виола завизжала и, выронив кнут, схватилась обеими руками за облучок. Ланка, сидевшая в карете слева, свалилась на Белоснежку. Но та, упав на стенку кареты, не растерялась, а успела схватить подругу за талию, спасая её от весьма вероятных травм и ушибов.

Луна вовсю светила, ничего не скрывая — в том числе многочисленные ухабы и рытвины на дороге. Но девушки уже не обращали на них внимания, привычно придерживаясь за края окон при взлетах и падениях.

— Успеем ли до полуночи? — тревожно спросила Белоснежка. На что вторая (в бальном платье) резонно ответила:

— Откуда мне знать, у меня часов нет!

Действительно, во времена Золушки ни карманных, ни наручных часов еще не существовало, поэтому ее наряд их не предусматривал. Часики же, которые когда-то были на руке у Ланки, теперь представляли собой изящный платиновый браслет со скромными вставками из бриллиантов и сапфиров — под цвет ее глаз. По стилю он хорошо сочетался с каблуками резных стеклянных туфелек, торчавших у Золушки из карманов.