Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю

— Мне кажется, что здесь нужно не столько колдовство, сколько логика, — добавил Василий.

— Лично меня теперь больше всего волнует судьба моей прабабушки баронессы Натальи Кирилловны, — сказал Покровский. — Скажите, господин Чумичка, вы не могли бы мне посодействовать с ее освобождением из хрустального гроба?

— Надо подумать, — ответил Чумичка. — Если твою баронессу тоже усыпил Херклафф, то вызволить ее будет нелегко.

— Ну, Марфу-то вызволили, — оптимистично заметила Надя.

— Марфу — да, — согласился колдун, — а вот с Ольгой, Полканом и Переметом — ну никак. Я чувствую, что разгадка где-то близко, а где — не знаю.

— Но хоть глянуть на нее я смогу? — гнул свое Иван-царевич.

— Глянуть? — улыбнулся в бороду Чумичка. — Это, пожалуй, можно. Подумаем.

— А что до кристалла, то почему бы тебе не попробовать его в действии? — предложил Василий. — Так сказать, методом проб и ошибок.

— Что ты, что ты! — замахал руками Чумичка. — Он же обладает несметной силой, даже в уполовиненном виде, и при неумелом пользовании можно таких бед натворить, что потом вовек не поправишь!

— А при умелом? — спросила Надя.

— Тем более, — совсем пригорюнился Чумичка.

Наемники бессмысленно топтались среди воткнутых в кочки лопат, брошенных поэтами. И сколь они ни вглядывались в однообразный болотный пейзаж, Мстислава не было видно.

— А ну как его замели? — беспокоился один из наемников. — А что, подслушали разговор — и все!

— Чушь! — отрезал другой наемник. — Не таков человек Мстислав, чтобы так по-глупому засыпаться. Да и кто его там арестовывать-то будет?

— Идет, идет! — заорал третий, который особенно старательно глядел по сторонам.

— Где, где? — загомонили остальные.

— Да ведь их двое! — удивленно воскликнул кто-то из наемников. Действительно, к ним приближался не один человек, а два. И с каждой минутой становилось все яснее, что Мстислава среди них нет.

— Да это же Длиннорукий с Петровичем! — воскликнул самый зоркий из наемников.

— А, ну тогда отбрехаемся, — облегченно вздохнул второй наемник. — А если что, так шлепнем обоих, и вся недолга.

— Нет-нет, только не это! — горячо запротестовал третий. — Они же из Белой Пущи, бароном Альбертом посланные. Ежели мы их шлепнем, то вурдалаки нас самих в расход пустят!

Тем временем Длиннорукий и Петрович подошли совсем близко. Подбоченясь, князь оглядел наемников:

— Ну и что вы тут делаете, соколики?

«Соколики» топтались на месте, не зная, что отвечать. Наконец один из них выступил вперед:

— А мы тут, это, пропавших поэтов ищем. Вот следы исследуем…

— Нас Мстислав послал, — добавил другой наемник.

— Значит так, не знаю, кто и куда вас послал, а я велю вам возвращаться в замок! — возвысил голос князь. — И живо!

Наемники переглядывались, не зная, что делать. Без своего командира они уже представляли из себя не сплоченный кровью боевой отряд, а скорее разрозненную и обозленную толпу. И когда наемники, казалось бы, уже были морально готовы последовать за князем, Петрович, как обычно, все испортил.

— А ну все взад! — завопил он неблагим матом. — А не то всех перережу! Всем кровь пущу! — Соловей потянулся было за ножами, забыв, что их у него похитили. Тогда уж Грозный Атаман совершенно сорвался с цепи и завизжал:

— Ублюдки! А ну живо взад, а не то… Вы меня знаете… За мной такие грозные силы стоят, что вас раздавят, как вшей!

Услышав такое, многие наемники потянулись было за автоматами, однако самый выдержанный из них поспешно вышел вперед:

— Князь, мы вас уважаем, но если ваш холуй не угомонится, то вам обоим очень не поздоровится.

— Что?! — вскинулся было Длиннорукий, но поняв, что перевес не на его стороне, быстро сообразил, что говорить: — Ладно, ищите ваших поэтов, а когда появится Мстислав, то передайте, что я хочу его видеть. — И, зажимая рот Петровичу, весьма обидевшемуся на слово «холуй», князь потащил его прочь.

Некоторое время наемники молчали, угрюмо глядя вослед удаляющейся парочке путчистов. Наконец, один из них зло произнес:

— Сдается мне, товарищи, что Мстислав нас просто «кинул».

— Да ты что! — набросились на него «товарищи». — Как же может Мстислав, сам Мстислав, нас «кинуть»! Мы ж его столько лет знаем!.. Ты думай, что говоришь!

— Ну и где же он?

Этот риторический вопрос заставил наемников задуматься.

— Значит, так, — продолжал тот наемник, что усомнился в честности Мстислава, — предлагаю подождать еще четверть часа, а затем рассредоточиться и по одному пробираться в Белую Пущу.

Поскольку других предложений не поступило, то наемники так и порешили. А вопросом, почему надо пробираться по одному, а не всем вместе, никто задаваться не стал.

Виктор и княжна Марфа молча стояли, опершись на покосившиеся перила, ограждавшие плоскую круглую площадку самой высокой башни королевского замка. Внизу зеленели замшелые крыши замковых строений, поверху по холодному осеннему небу медленно плыли огромные облака, а во все стороны, от стен замка до самого горизонта, простирались бескрайние болота, живописно перемежавшиеся перелесками и небольшими озерцами. Кое-где виднелись деревеньки, хуторки и рыцарские замки.

Виктор безмолвствовал, думая о чем-то своем. Марфа тоже молчала, а ее взор был устремлен к длинному ряду осушительных канавок, уходивших куда-то в бесконечность — там, в этой бесконечности, находилось ее отечество, которого она не видала долгих две сотни лет.

— Осторожно, Марфа Ярославна, — вдруг сказал Виктор. — Ограждение больно уж ветхое. И вообще все ветшает, везде запустение…

— Ну, это уж вы преувеличиваете, — возразила Марфа, однако на всякий случай немного отошла от опасного края.

А Виктор продолжал, обращаясь уже не столько к Марфе, сколько к самому себе:

— Везде запустение, повсюду застой. И никому ничего не нужно. Люди привыкли так жить и уже не понимают, что так жить невозможно! И с каждым днем я все больше убеждаюсь, что не должен был делать того, что сделал. Вы думаете, я пошел на сговор с упырями ради своей корысти и властолюбия? Ради них, дураков! — Виктор обвел рукой болота. — И что же? Только душу свою зазря загубил… Смотрите, что это?

Последние слова относились к расплывчатому белому пятну, медленно передвигавшемуся по скату крыши. Приглядевшись, он рассмотрел, что это — кот, подкрадывающийся к воробышку, который беспечно и как-то почти по-весеннему чирикал на самом верху крыши.

— Уильям! — обрадовался Виктор коту, будто старому знакомому. — Значит, он не ушел из замка, и бредовые россказни Петровича все-таки содержат долю правды. Не пойму только, с чего кот его так невзлюбил?