Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

— Я решил ввести еще одну перестановку в ролях. По моему новому концептуальному замыслу Мальвина переводится в Алису, а роль Мальвины придется взять на себя самому мне.

— Как так! — изумилась Мальвина, она же поэтесса Софья Кассирова. — Разве я смогу так быстро перестроиться?

— Ничего страшного, — откликнулся Святославский. — Вы создадите объединенный синтетический образ Алисы, совокупляющий лучшие черты обеих персонажек. А я попытаюсь воплотить образ Мальвины, одухотворенный творческими наработками своей недюжинной кинорежиссерской натуры…

— Но что мне надеть? — прервала размышления режиссера Софья Кассирова.

— Наденьте что-нибудь красно-коричневое, — распорядился Святославский. — Это концептуально важно.

— Да, конечно, надо пошарить в гардеробе Лидии Владимировны, — вздохнул Дуремар.

— Перерыв десять минут! — объявил режиссер, после чего вместе с Кассировой и Грымзиным отправился переодеваться.

Инспектора Столбового в коридоре поджидал сыщик Дубов. Он нервно сжимал в руках бумажный колпак.

— Егор Трофимович, за всеми этими событиями я совсем забыл об одном обстоятельстве. Когда во время перерыва я случайно заглянул в большую залу, там не было часов. Они не отражались в застекленной картине.

— Это те электронные часы, которые висят над дверью? — насторожился Столбовой.

— Да. Вы — второй человек, которому я сообщаю об этом обстоятельстве. Первым, то есть первой была Надежда Чаликова…

— Кто?!

— Да-да, та самая, московская журналистка. Именно она должна была исполнять роль лисы Алисы.

— Постойте, Василий Николаевич, так это, значит, ее…

— В том-то и дело. Она просила никому не раскрывать ее имени, я только вам, как должностному лицу. Все это превращается в какой-то клубок загадок: часы пропадают, потом возвращаются на место, исчезает хозяйка дома, далее нападение на Чаликову. — Дубов глубоко задумался. — Я даже не знаю, кого подозревать.

— Но какие-то соображения у вас есть? — с надеждой спросил инспектор.

— Увы, — сокрушенно развел руками детектив. — Или преступник скрывается где-то в особняке, или он — один из нас. Второе мне представляется более вероятным, хотя я не вижу логического объяснения подобных действий. Если кому-то понадобилось похищать Лидию Владимировну, например, с целью выкупа, то время и место выбраны на редкость неудачно — в доме, переполненном потенциальными свидетелями.

— А что, если таким свидетелем как раз и оказалась Чаликова? — осенило Столбового.

— Все может быть, — с сомнением произнес Дубов. — Но кто преступник? Все мы — добропорядочные и законопослушные граждане, и оттого поиски еще более осложняются. Вот разве что Софья Кассирова… Но одно дело — мелкие махинации, а совсем другое — та уголовщина, с которой мы столкнулись. — Детектив на минутку задумался. — Знаете, Егор Трофимович, чисто интуитивно я чувствую, что хотя оба происшествия, и исчезновение хозяйки, и покушение на Чаликову, как-то связаны между собой, но за ними стоят разные люди.

— Сомневаюсь, — пожал плечами Столбовой. — Мне кажется, в доме орудует опасный маньяк, таящийся где-то в закоулках. Дом ведь старинный, тут есть где спрятаться.

— Возможно, вы правы, — не стал спорить Дубов. — Но одно мне совершенно ясно — на этом сюрпризы не кончатся.

Своего рода сюрпризом стало появление новых лисы Алисы и Мальвины — то есть поэтессы Кассировой и постановщика Cвятославского. Их вид вызвал замешательство в публике. И немудрено: на пышные телеса поэтессы был героически натянут белый купальник в крупный коричневый горошек. Подвязки красных чулок глубоко врезались в, мягко говоря, полные ноги. И в довершение всего сзади, извините за выражение, в районе пышных ягодиц, свисал песец, срочно перекрашенный под лису. Сам же Святославский просто утопал в кружевах обильного платья Мальвины с широкого плеча поэтессы Кассировой. Таким образом, из всего этого крепдешинового великолепия в самых неожиданных местах торчали худенькие ножки в белых гольфах с помпонами и не менее худенькие ручки, украшенные массивными браслетами. И если рембрандтовские формы поэтессы вызывали восторг у господ, то пикассовские конечности режиссера — сочувствие у дам.

— Давайте еще разок резво пробежимся через сцену искушения Буратино лисой Алисой и котом Базилио, — предложил Cвятославский, когда присутствующие должным образом оценили наряды Мальвины и Алисы.

На сцену вновь взошел Буратино-Дубов с оттопыренными от пяти золотых карманами. Там его встретили Алиса и Базилио. Софья Кассирова декадентски закатила очи и замогильным голосом возвестила:

— Когда я в позапрошлой жизни была возлюбленной жреца Омона в древнем Египте, то ходила по брегам священного Нила у подножия пирамид…

— Пожалуйста, ближе к делу, — попросил Буратино, заметив, что инспектор Столбовой подает ему какие-то знаки.

— О Буратино, не хочешь ли ты в Кислоярске построить себе пирамиду? — со страстными придыханиями вопросила Алиса.

— Хочешь ли ты заиметь верблюда, гардероб золотых одеяний и свой канал телевизионный? — в тон Алисе подстроился Базилио.

— Еще как хочу! — завопил Буратино.

— Тогда подойди к берегам священного Нила, — вдохновенно продолжала Алиса, — и, произнесши заветную фразу, Oмона жреца заклинанье, дождись, когда на поверхность всплывет крокодил священный, и кинь ему в пасть золотые монеты…

— A если не кинешь, — подхватил Ибикусов, — то крокодил на тебя набросится и вонзит свои страшные зубы в трепещущую плоть, и хрустнут твои косточки, и кровь оросит воды священного Нила!..

На сцене появился Сверчок-Ерофеев:

— А еще лучше — сходи в турагентство… то есть нет, в меняльную лавку и обменяй их по курсу один золотой за шесть серебряников.

— Идемте скорее, не терпится мне получить дивиденды! — И Буратино побежал со сцены.

— Какая страсть! — похвалил Святославский. — Отныне я ничуть не сожалею, что мне вынуждилось поменять исполнительниц.

Дубов тем временем принимал из рук инспектора Столбового бандероль, адресованную Буратино.

— Охранник сказал, что этот пакет ему принес какой-то человек в темной одежде и с закрытым лицом, — сообщил Столбовой.

— Очень интересно, — пробормотал Буратино, снимая обертку.

— Погодите, а вдруг там бомба! — предостерег Пьеро-Столбовой.

— Нет, вроде бы не тикает, — ответил Дубов, поднеся пакет к уху. — Но давайте все же выйдем в коридор.

В коридоре он осторожно снял обертку и развернул картонную коробку. Там оказалось настольное поворачивающееся зеркало.

— Что за чепуха! — пожал плечами Столбовой, вертя в руках вещественное послание. — Что это значит?