Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

Oтрадин брезгливо щелкнул выключателем.

— A это уже не Ибикусов! — уверенно заявил Гераклов. — На подобный бред даже у него не хватило бы фантазии.

— A кто? — без особого интереса поинтересовался Oтрадин.

— Кто? Вы же сами сказали — спецслужбы. От того, что официально их прикрыли, они никуда не исчезли, просто приняли иные формы. Даю слово демократа, что или изловлю этих мерзавцев, или съем собственную шляпу без соли и горчицы! — с пафосом пообещал Гераклов.

В это же время Грымзин, доктор Серапионыч и адмирал Рябинин уютно расположились за столиком на верхней палубе и наблюдали за проплывающим по берегам пейзажем, который с каждой милей становился все дремучей и запущенней: непролазные чащи подступали почти вплотную к левому обрывистому берегу, а правый берег, более пологий, казался бесконечным из-за привольно разросшихся камышей. Изредка эти однообразные ландшафты прерывались заросшими бурьяном бывшими совхозными полями, где над заржавевшими останками тракторов и сенокосилок мрачно носились стервятники.

— Ну, доктор, как ваша пациентка? — как бы невзначай поинтересовался адмирал.

— Все в порядке, — беспечно махнул рукой доктор. — Хороший обед, простое человеческое участие — и никакого недомогания.

— Я заметил, что Вероника Николаевна все время крутится вокруг Егора, — вставил Грымзин. — Хорошо ли это?

— A, пустяки. Девка молодая, на свежатинку тянет, — с наигранным цинизмом хмыкнул Серапионыч. — Да и скажите, на какого черта ей такие старые хрычи, как мы с вами?

C полученными от радиста сведениями Гераклов отправился к себе в каюту. Он уже знал, что вторая ночь на яхте будет для него полна страшных и увлекательных приключений — ведь ловить агентов красных спецслужб куда интереснее, чем какого-то желтого репортеришку. A поскольку политик по своей натуре был скорее жаворонок, чем сова, то решил хорошенько выспаться, чтобы ночью свежим, как огурчик, выйти на тайную тропу.

Наблюдения Грымзина относительно Вероники и Егора во многом соответствовали действительности. Да и кто стал бы осуждать в страхе одиночества девушку, едва спасшуюся от лап сепаратистов и проведшую несколько дней на берегу дикой реки?

Около десяти вечера, когда корабль был уже давно поставлен на якорь, Вероника подошла к каюте Егора. Но повернуть ручку двери и войти внутрь ей не удалось, так как ее перехватил неведомо откуда взявшийся адмирал Рябинин.

— Что вы здесь делаете, сударыня? — строго, но учтиво поинтересовался адмирал. Вероника слегка замялась. — A, понятно, пытаетесь совратить самого юного участника нашей экспедиции, не так ли?

— Что вы, как вы можете?! — деланно возмутилась Курская.

— Да-да, не отпирайтесь! — загремел адмирал. — И я, как главнокомандующий яхтой, не позволю вам этого делать! Мы все помогаем Егору повысить свой культурный и общеобразовательный уровень — я обучаю его основам судовождения, господин Грымзин — бухгалтерскому учету, наш кок Петрович — кулинарным изыскам, господин Гераклов приобщает к ораторскому искусству, словом, мы делаем все, чтобы помочь ему стать настоящим мужчиной. A что делаете вы, уважаемая Вероника Николаевна?

— Ну, я тоже со своей стороны… — двусмысленно захихикала Вероника.

— Отставить! — гаркнул адмирал. — Вы — легкомысленная девица, у которой одни шуры-муры на уме. И если я еще раз увижу, как вы пытаетесь сбить парня с пути, то я не знаю, что с вами сделаю! Вопросы есть?

— Ах, но я так одинока! — вырвалось у Вероники. — И нет человека, который согрел бы меня. — Курская оценивающе оглядела адмирала. — A вы, Евтихий Федорович, мужчинка хоть куда. И если бы вы согласились утешить меня в эту ночь, то я готова больше не клеиться к Егору.

— Да? — только и смог сказать на это Евтихий Федорович. — Ну ладно, давайте посмотрим, на что вы способны. A заодно и на что я способен. Но учтите — я иду на этот шаг, противный моим моральным устоям, единственно ради нравственной чистоты Егора.

Рябинин галантно подал даме руку, Вероника Николаевна томно склонила головку ему на плечо, и они удалились в каюту адмирала.

Когда дверь за ними закрылась, из-за угла медленно выплыл репортер Ибикусов. Освещая себе путь фонарем под глазом, сей славный жрец второй древнейшей достал из кармана портативный магнитофончик и, скабрезно посмеиваясь, приставил микрофон к замочной скважине адмиральской каюты. Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел.

Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил — ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.

Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».

— Ага, вот они, — удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.

Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом — мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них — радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:

Степановна томно вздыхала — стихи ее возбуждали.

— Извините, что тревожу ваше уединение, — сказал Гераклов. — Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?

Влюбленные прислушались.

— Ума не приложу, — ответил Oтрадин.

— A что в этом такого крамольного? — пожала могучими плечами Степановна. — Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.

— Да, конечно, — вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:

Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.