Линн Абби - Тени киновари

Чем ближе он приближался к Урику, тем тяжелее становился медальон — который он не носил и даже не трогал с того мгновения, как Лорд Хаману тяжелым шагом покинул Квирайт — и он висел на шее Павека и над его сознанием. На передней части медальона был вырезан портрет Лорда Хаману в полный рост. Обратная сторона, на которой раньше было имя Павека и отметка о его ранге — регулятор третьего ранга в гражданском бюро — теперь была пуста: на желтой глазури осталась только длинная выемка от когтя Льва. Обыкновенно медальоны высших темпларов делали из золота, но на обратной стороне всегда была выемка, а не какой-нибудь знак, означавший, что этот темплар повышен в высшие темплары, находившиеся за пределами всех рангов.

Высший Темплар Павек. Павек из высшего бюро. Лорд Павек. Он мог называть себя так, как сам того хотел, хотя Просто-Павек подходило к нему лучше всего.

Вокруг не было ничего, кроме безжалостного, не устающего солнца, позвякивания колокольчиков канков да редких разговоров среди путешественников, и, чтобы отвлечься от мерного покачивания седла, Павек дал возможность своему воображению бегать там, где ему хочется все десять дней поездки от Квирайта до Урика.

В Урике было не больше пятидесяти высших темпларов — мужчин и женщин, инквизиторов, ученых или генералов — чья сила уступала только силе Лорда Хаману. Павек предвидел, как он появится в своей старой казарме, или на тренировочных полях, а то и на таможне, где он раньше проводил каждые девять дней из десяти. Не то, что он оставил там друзей, которые захотели бы поздравить его; ему хотелось посмотреть на впечатление их всех, когда он снимет в шеи свой медальон и покажет выемку на его обратной стороне.

Поначалу, конечно, все расхохочутся. Никто в здравом уме и памяти никогда не поверит, что темплар может прыгнуть из третьего ранга на самый верх, особенно из гражданского бюро, а не из военного, где должности более или менее регулярно освобождались.

Но смех немедленно прекратится, как только кто-нибудь дотронется до медальона. Эту длинную выемку невозможно подделать. Даже теперь, много пятнадцатых после того, как Король-Лев коснулся его, медальон был слегка теплый и грел грудь Павека. Любой другой почувствует острый удар: высшие темплары могли открыто использовать силу своего господина и находились под его защитой.

Как только они убедились бы, что метка настоящая, у него сразу появилось бы так много друзей, что было бы вообще непонятно, что с ними делать. Внутренним зрением Павек видел их всех: производителей, администраторов, прокураторов, которые управляли его жизнью с тех пор, как мать купила ему соломенный тюфяк в приюте темпларов; они топтали бы друг друга, топили бы друг друга в грязи, только бы заслужить его милость.

Под обжигающим темным солнцем Павек предавался бесчисленным фантазиям, но он не останавливал их поток, потому что прекрасно знал, что многие из тех, перед которыми он хотел бы похвастаться, уже мертвы, и он никогда не будет так поступать перед остальными. Он слишком хорошо знал, что такое унижение, чтобы наслаждаться им в любой форме.

В более спокойные моменты Павек думал о то, что вообще не уверен, хочет ли он быть высшим темпларом. Во всяком случае он совершенно точно не хотел регулярно встречаться с королем-волшебником Урика. С другой стороны, судя по тому, что он узнал о жизни высших темпларов от Матры, те не слишком часто встречались со своим повелителем. В любом случае ему придется, для начала, пережить свое самое первое поручение, как высшему темплару. Ночь за ночью, сидя у маленького костра рядом с белокожей женщиной, Павек разговаривал с нею, узнавая все больше и больше о несчастьи, кототрое привело ее в Квирайт.

Матра рассказал ему об огромной пещере под городом и об огромном водном резервуаре, который по-видимому там находился. Когда он как следует обдумал это дело, ему стало ясно, что так и должно было быть. Фонтаны и колодцы, утолявшие ежедневную жажду Урика, не пересыхали никогда, и хотя создание воды из водуха считалось считалось одним из самых элементарных магических действий — даже он мог делать это — было бы совершенно невероятно, если бы городская вода имела неестественное происхождение. И община неудачников, выкинутых из обычной жизни и живущих на берегах подземного озера, также выглядела весьма и весьма обычным делом. Для многих людей жизнь в любом месте города, даже там, где никогда не бывает солнце, было предпочтительнее, чем жить где-то за городом.

Не больше чем год назад сам Павек думал точно так же.

И он легко мог представить себе банду головорезов, спускающуюся вниз с убийством в голове. Это была не самая приятная картина, но время от времени, несмотря на железный кулак Короля Хаману и решительность темпларов выполнять королевскую справедливость, бунты происходили и в Урике. Когда он носил желтое, Павеку не один раз приходилось вместе со своими товарищами-темпларами врываться на кипящие смутьянами рыночные площади, проламывая слишком горячие головы и жестоко наводя порядок, так что темпларов скорее боялись, чем ненавидели.

После такой работы он впадал в меланхолию, двухдневную пьянку, но было много темпларов, которые радовались такой работе и даже предпочитали ее любой другой.

Темплары, без всякого сомнения, могли бы устроить кровавую бойню в пещере, но было похоже на то, что как раз темплары тут не при чем. Убийства там были совершены с каким-то особенным цинизмом и жестокостью. Да и Матра узнала бы работу темпларов из воспоминаний одного мастера-псионика, которого она называла Отцом. А она не заметила даже намека на желтый цвет в тех образах, которые ей передало умирающее сознание Отца, а ведь даже не на службе темплары всегда носили желтое, это было для них что-то вроде брони.

Главное, что Матра впитала из этих воспоминаний, было обезображенное шрамами лицо, и она настаивала, что это было лицо раба-халфлинга, алхимика Экриссара. Павек видел этого алхимика только один раз, когда стоял рядом с его хозяином, высшим темпларом Элабоном Экриссаром, в подземельях таможни. Тогда Павека поразило, что в глазах этого алхимика было столько ненависти, как если бы он хотел уничтожить весь мир. Он легко мог поверить, что за ненавистью этого сумашедшего алхимика скрывается настоящая сила. Но он никак не мог себе представить цель Какзима и понять, зачем Какзиму потребовалось перерезать общину, которую Король Хаману все равно, рано или поздно, уничтожил бы без малейшего сожаления.

Для тупоумного человека вроде него самого это не имело ни малейшего смысла, но похоже и сам Король-Лев тоже не понял в чем дело, иначе он не послал бы за ним через Кулак Солнца, чтобы решить проблему. Верно, сам Павек тоже был озабочен, когда после битвы в Квирайте выяснилось, что Какзима не нашли и не убили, но не настолько, чтобы упаковать свои пожитки и бегом отправиться в город. Он не видел срочной необходимости. Урик принадлежит Королю Хаману, как ребенок принадлежит родителям, и вот уже больше тысячи лет Король-Лев доказывал, что умеет заботиться о том, что ему принадлежит.