Линн Абби - Тени киновари

— Сними его, — проныла Матра раньше, чем Павек успел сказать хоть слово.

— Милосердие Хаману, — едва сумел выговорить Павек, его легкие были пусты, как и его сердце. — Снимите его. — Он никак не мог вдохнуть. Меч выскользнул из его ослабевших рук. — Звайн? — прошептал он, заметив еще несколько дюжин тел, как на земле, под деревом, так и висевших, и стал искать среди них маленькое тело, но не халфлинга.

— Жив, — сказал Матра, — Ранен. Можешь снять его?

Все это подтверждало мрачную догадку Павека, что Руари не ранен и не жив. Его рот молчаливо заработал; командор отдал приказ. Двое темпларов побежали туда, куда вели подвешенные веревки, к стволу огромного дерева. Их обсидиановые мечи сверкнули, перерезая толстые нити. Тела попадали сверки, тяжелым, неприятно пахнувшим дождем; среди них и тело Руари, полностью безжизненное… недвижимое… мертвое.

Павек бросился к мертвому телу друга; пустота под его ребрами наполнилась болью.

Матра остановила его. — Какзим жив. Он схватил меня; когда гром ударил, он держался за меня. Еще одна ошибка. Он убежал.

— Куда? — Ярость прогнала тоску Павека, кровь опять побежала по его телу. — Куда, Матра?

— Я не знаю. Он убежал прежде, чем я могла видеть опять.

Павек выругался. Его ярость растает без цели, и тоска вернется. — Может быть ты слушала что-нибудь? — резко спросил он, более резко, чем заслужила Матра.

Ее шея изогнулась, одно ухо легло на окровавленное плечо: лучшее за всю ее жизнь выражение растеренности и страдания. — Быть может какой-нибудь звук? — Она указала направление своей окровавленной рукой.

Звук, это все, чем могла помочь ему Матра; но и этого вполне достаточно. Вернув меч в ножны, Павек бросился в залитый лунным светом лес. Джавед назвал его дураком. Керк предупредил, что его охота будет безнадежной и опасной. Он может прожить и с опасностью и с бесполезностью — только бы не смотреть на мертвое тело Руари.

Какзим не оставил следов. Была тропинка, но она кончалась на берегу маленького ручья. Какзим мог пересечь ручей, мог пойти по нему вверх или вниз — если он вообще прошел этим путем. Его охота безнадежна и опасна, и Павек точно знал, что он дурак.

Потный разгоряченный дурак.

В лесу было холоднее, чем в Пустых Землях, но ненамного, а сырость в воздухе приклеила шелковую одежду Павека к коже. Он встал на колени на берегу ручья и сунул голову в воду, полностью, как он это делал после двух дней работы в роще Телами. Лес говорил с ним, пока он пил, беспорядочная болтовня, каждый камень и каждое дерево, каждая капля воды и каждая тварь, размером больше червяка, кричала о своем существовании: дикая жизнь как она есть, без друида, который мог бы научить ее петь сообща, вместе.

Павек поднял свою голову, вода капала с него на берег. Луны поднялись над верхушками деревьев. Джавед был прав: маленький Рал скользил, молчаливо и спокойно, через большой диск Гутея. Серебряный свет смешивался с золотым. Он мог чувствовать его на своем лице; это не очень отличалось от ощущений, которые чувствовал одетый в желтое темплар, когда желто-зеленые глаза Хаману показывались над головой и воздух наполнялся магией.

Озарение пришло в его голову. Темплары обращались к Хаману за магией. Друиды тянулись к стражу, персонализации природы, за магией. Какзим страстно хотел силы двух лун, когда собирался отравить Урик или принести в жертву Руари. Получался бесполезный парад желаний: Маги тянулись к магии, чтобы заставить работать их магию. Разные маги получали магию из разных источников. Маг обращался к источнику, который он выбрал себе, и получал магию.

И любой может обратиться, но если человек выбрал себе источник, вцепился в него всеми силами, всеми фибрами своей души, магия придет. Даже если ты рискующий собой болван, ты можешь обратиться к лунам, да и к сверкающим звездам тоже, если захочешь.

И Павек потянулся, всеми своими силами, всеми своими мыслями. Он впитал серебристо-золотой свет в себя и использовал его, чтобы призвать голоса леса. Когда он уже держал их себе — луны и голоса — и его голова была готова взорваться от напряжения, он сформировал в ней один единственный образ.

Какзим.

Какзим с рабскими шрамами, Какзим без них. Темноглазый Какзим. Какзим с ненавистью в глазах. Какзим, который прошел этим путем.

Куда пошел Какзим? Кто видел его путь?

Павек увидел, как тень упала на дальнюю сторону ручья, услышал шепоток, Сюда. Сюда. След маленькой ноги, размером с ногу ребенка, проплыл по воде, отражая серебристо-золотой свет лун.

Не осмеливаясь отвести взгляд, Павек нащупал свой меч, вернул его в ножны и пересек ручей. Еще больше следов приветствовало его на дальней стороне. Ветки серебрились в том месте, где халфлинг коснулся их. Лесные твари, чьего сознания он коснулся в поисках Какзима, передавали ему его образ. Иногда большие хищники передавали ему его собственный образ — еда — предупреждая Павека, что с магией или без, он не единственный охотник в лесу.

Он не слишком хорошо бегал, даже в сравнении с другими людьми, но мог двигаться долго и безостановочно, как дварф, вложив в погоню всю свою выносливость и все свое упрямство, воспитанное долгими годами темпларского приюта, и мог обогнать даже и более молодые кости. Один его шаг был как два шага халфлинга, и с каждым шагом Павек сокращал и сокращал дыру между собой и своей жертвой.

Наконец настал момент, когда даже его человеческие уши услышали впереди движение, а обыкновенные человеческие глаза увидели силуэт халфлинга между деревьями. Отпустив голоса леса и серебристо-золотой магический свет лун, Павек вытащил свой меч. Спокойный и молчаливый, он приближался, используя каждый трюк, который Руари показал ему, чтобы не выдать себя. Но украденных у Руари приемов не хватило.

Какзим ударил его первым, всей силой мастера-псионика, душеходца. Первоначальный удар халфлинга должен был бы поколебать уверенность Павека в себе, но не принес сколько-нибудь заметного вреда: Павек и так верил, что он безобразный, тупоумный болван — и к тому же несчастливый.

Сбросив с себя груз чужих мыслей, Павек сосредоточился на своем мече, подходя к дереву, на котором затаился Какзим. Тогда Какизм послал ему псионические мысли о храбрости и мужестве, которых нет у него, зато есть у этого халфлинга, и предложил не тратить зря времени халфлинга. И тут он промазал, так как Павек никогда не считал себя храбрым человеком, а его мужество было мужеством дерева, стоящего перед штормом.

— Ты честный человек! — пробормотал разочарованный Какзим, достаточно громко, чтобы Павек смог услышать его и поразиться, как суд халфлинга напоминает суд Хаману. — У тебя нет иллюзий.

И с этими словами Какзим сам сотворил иллюзию. Вместо того, чтобы спокойно опустить свой меч на незащищенную шею халфлинга, Павек внезапно оказался нос-к-носу со своим врагом, который носил золотую, блестящую и черную маску Элабона Экриссара, имел габариты мясника из Кодеша, а в руках держал кровавую секиру.