Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша

– Мой брат, княгиня, свое дело знает! – с обидой отозвался Блестан, не смея, однако, поднять на нее глаза. – Ты лучше Красовита спроси, он там последний был.

Княгиня не ответила, а только сжала губы. Блестан с независимым видом оглядывал свои рукава, словно боялся, что на них повисли несправедливые обвинения. Кмети посматривали то на княгиню, то на дверь, ожидая малоприятного объяснения.

Вошел Красовит, сын смоленского воеводы Секача, и, как всегда, показалось, что он непременно застрянет в дверях – таким рослым и широким в плечах он вырос. У него было круглое скуластое лицо с широким, почти прямоугольным лбом и обильными пятнами рябинок на щеках. Темные, немного вьющиеся волосы и густые, сросшиеся черные брови наводили на мысль, что мать ему воевода отыскал среди степнячек-хазарок. С виду он казался медлительным и простоватым, хотя на самом деле был неглуп, честолюбив и очень упрям. Когда отец его стал воеводой, Красовит сделался сотником ближней дружины княгини. Сама она вовсе этого не хотела и предпочла бы видеть сотником варяга Хедина, своего давнего и преданного слугу. Но Секач помог ей добиться власти, и с ним и его родом приходилось расплачиваться. Избрана смирилась с тем, что две главные воеводские должности занимают люди, ей неприятные, хотя смирение далось ей нелегко. И хорошо еще, как намекала ей мать, что эти двое не требуют от нее ничего другого…

Или пока не требуют. Насколько Избрана знала Секача, уверившись в своей силе, он непременно захочет большего! Недаром в городе стали чаще вспоминать древнейший обычай, по которому очередным князем становился муж дочери прежнего князя – или новый муж овдовевшей княгини. Становиться женой Секача Избрана не собиралась ни в коем случае, но мысль, что подобные наглые замыслы у него наверняка имеются, усиливала ее раздражение, и она с трудом заставляла себя держаться с этими двоими хотя бы вежливо.

Но сегодня был не тот случай. У Избраны появился повод объяснить Красовиту, кто он такой, и она с готовностью за него уцепилась.

– Ты мне что говорил? – набросилась она на сотника, едва лишь он показался на пороге и не выслушав даже его приветствия. – Ты мне говорил, что всех лиходеев с Каспли выбил! Ты мне чью голову привез? Ты где ее добыл – в избушке на ножках? А говорил, что это сам Катай Лютый!

– Чья голова и где я ее добыл – это дружина знает, не даст соврать! – сурово ответил Красовит, ничуть не смутившись. – А ты, княгиня-матушка, там не была, так и не говори, чего не знаешь!

Остановившись в двух шагах перед престолом, он расставил ноги и упер руки в бока, словно несокрушимая скала, о которую разобьются все нападки. Позорить себя при дружине он не позволил бы ни одной женщине, будь она хоть сама богиня Марена.

Дружина негромко загудела. В самом деле, многие были в последнем походе вместе с Красовитом, и нападки княгини оскорбляли их всех.

Но Избрану облик могучего сотника, блеск серебра у него на груди и на поясе только раззадоривали и требовали во что бы то ни стало добиться победы в этом споре.

– Ах, не была я с вами! – с горячим ядовитым напором ответила она. – Не была, а надо было мне самой с вами пойти! Если у меня дружина такая, что ни одного дела толком сделать не может! Что же мне теперь, вас всех за прялки посадить, а на ваше место девок набрать? Иные девки посмелее будут! Ты мне что говорил? Ты мне говорил, что всех на Каспле повыбил, до самых полотеских рубежей, что больше никто там шалить не будет! А это что?

Гневным взмахом Избрана указала на Достужу, словно в его лице тут стояли все недобитые разбойники. И Красовит глянул на купца так свирепо, что тот попятился, чувствуя, что в стольном городе днепровских кривичей попал между молотом и наковальней.

– Это что? – злобно передразнил Красовит. – Я ведь не чародей, от Смоленска на пять переходов не вижу! Что у них там делается, под Болотниками, откуда мне знать? Там свой воевода есть, если сам не справится – пусть за помощью шлет. Вон в Засечье хотя бы! Вон тут его брат родной стоит, пусть отвечает, за кем там Живята следит – за дорогой или за девками! – Он кивнул на Блестана.

– Ты моего брата… – начал было Блестан, очень недовольный, что опять оказался крайним.

– Старых я повыбил, а если новые завелись, я чем виноват? – яростно продолжал Красовит. – Смердам жрать нечего, изгоев развелось, а чем им жить, кроме как разбоем? Да и чужие набегут! Раз уж пошла такая слава, что у нас князя нету, так они…

– Да что же, князь должен сам каждый город охранять? – перебила его Избрана. Намеки, будто возросшим числом разбоев земля днепровских кривичей обязана тому, что в Смоленске правит женщина, она тем более не терпела, что слышала не в первый раз. – Если князь, то он, по-твоему, сам должен каждого лиходея за глотку держать? А дружина на что? Дурь такую несешь, что слушать тошно! Когда же князь Велебор сам за каждым псом бешеным гонялся? Не было такого никогда!

– Так с лиходеями воевать – люди нужны, кони нужны, оружия тоже еще… – со своего места подал голос десятник Витобор. – Не с поленом же за ними пешком бегать!

Гридница опять ответила гулом одобрения.

– Но и княгиня не напечет вам на печке людей и коней! – вступил в беседу Хедин, все это время стоявший возле престола. Услышав его голос, Красовит глянул на варяга с угрюмой неприязнью, но тот не смутился и продолжал: – Чтобы содержать больше дружины, нужно получать подати со всей земли. А князь Буяр ничего не прислал из Оршанска и не пришлет. В его руках остались все волоки между Днепром и Двиной. Все пошлины с купцов, которые поедут в Полотеск, достанутся ему, а не нам. И если кому-то здесь мало того, что может дать княгиня, подите и возьмите у него то, чего вам не хватает.

– Ты, белоглазый, потише! – крикнул молодой боярин Ранослав и встал. – Нечего кривичей на кривичей натравливать!

– А отцовскую землю на части рвать – кто его научил? – ответила Избрана. – У нас какой уговор был с твоим отцом? – Она снова посмотрела на Красовита. – Он воеводой хотел стать – и стал, я свое слово сдержала! Хотел, чтобы тебя сотником поставили – поставили, пожалуйста! А он обещал, что Буяр из-под моей воли не выйдет. И что теперь?

– У него и спроси!– грубо и с досадой огрызнулся Красовит. – Отец здесь, а Буяр вон где!

– Твой отец его растил!

– От меня-то ты чего хочешь? – сорвался Красовит.

– Собирай своих орлов! – велела Избрана. – Поезжай в Болотники, и чтоб впредь там тихо было! А с твоим отцом я еще поговорю!

Красовит вышел, не обернувшись. За последние месяцы это был далеко не первый разбой. Какие-то люди завелись по лесам, видимо из тех, кто не сумел восстановить разоренное голодными годами хозяйство. Бывали случаи, когда проезжих купцов грабили местные жители. Выловив очередную ватагу, главарей казнили, а прочих забирали в холопы. Но на месте одной шайки скоро возникала другая. Решив, что при женщине на престоле все сойдет с рук, воеводы в погостах несли службу кое-как, зато разоряли местных жителей непомерными поборами в свою пользу, за что два городка уже были сожжены своими же данниками. Княгиня Избрана собиралась зимой сама идти в полюдье, и Хедин советовал ей взять с собой побольше дружины, ожидая возможных столкновений. Ходили слухи, что в верховьях Сожи гуляет радимичский князь Бранемир, собирает дань в свою пользу и местные старейшины приносят ему клятвы верности. Вся земля трещала и расползалась, Избрана не знала покоя, гневалась и карала, но беспорядки не унимались, и никто не мог ей посоветовать ничего путного. Даже ближайшая, сидевшая с ней за одним столом дружина выглядела неуверенно, словно кметям было стыдно подчиняться женщине. Эта неуверенность все расширялась, порождая во всем разлад.