Владимир Васильев - Нянька

Синтия, вдруг исполнившись холода и безразличия, направилась следом.

«Мне тоже предстоит стать такой – подумала полуорка отрешенно. – Равнодушной и безжалостной. Если я хочу отомстить за Брид…

А хочу ли я?

Какие-то три недели назад она не сомневалась в ответе на этот вопрос. А теперь вдруг усомнилась. Странное дело: ведьмак учил ее именно этому, холоду и безразличию, равнодушию и безжалостности. А привел едва ли не к прямо противоположному.

Не стоит врать себе, Синтия прекрасно понимала, что те же три недели назад ей в голову не пришло бы жалеть локомотивчик. Хотя бы потому, что она понятия не имела, как подобные механизмы устроены. А теперь знала, хоть общо и поверхностно – но знала. Выходит, знание ведет к милосердию? Абсурд ведь. Как может знание о жестокости вести к милосердию?

Или все-таки может?

– Ну не тормози, воспитуемая! Или ждешь, пока пыль осядет? Или пока на шум явятся заводские?

– Геральт, – спросила Синтия едва не сорвавшимся голосом, – скажи, тебе не жалко было локомотивчик?

– Мне? – переспросил Геральт. – Нет, Жалость вредит. Постарайся это запомнить.

Но при этом он так пристально посмотрел полуорке в глаза, словно пытался объять ее душу и мысли. В этом взгляде что-то определенно было. Но что? Одобрение? Надежда на то, что ученица правильно воспринимает науку?

А секундой позже Синтия поняла.

Гордость.

На заводах кто-то точно обитал: мелкие следы редкого присутствия живых то и дело попадались по пути. Хотя, вопреки опасениям Геральта, никто на грохот при штурме ворот так и не явился – по крайней мере в те несколько минут, что понадобились ведьмаку и полуорке, дабы шмыгнуть на территорию и бегом пересечь пустырь между забором и ближайшим цехом. Ведьмак почему-то опасался только открытых участков, видно, среди строений или внутри них надеялся легко укрыться. Или без труда отбиться от недовольных вторжением хозяев.

Судьбой локомотивчика Геральт перестал интересоваться в момент столкновения того с воротами – если вообще когда-либо интересовался судьбой машин, которые использовал. Откровенно говоря, от геройского тарана локомотивчик особо не пострадал, лишь слегка погнул поручни на площадке перед кабиной – основной удар о ворота приняла на себя лапа сцепки с вагонами, торчащая вперед. Плюс несколько царапин на кожухе да ободранная колючкой крыша – вот и весь урон. После прохода сквозь ворота локомотивчик прокатился по рельсам еще метров полета и остановился. Когда Геральт и Синтия пробегали мимо, он слегка дернулся, словно испугался, что его снова заставят что-нибудь таранить, но живые пробежали мимо, и машина успокоилась. В сущности, такие давно прирученные старички очень покладисты и послушны.

По заводу ведьмак и ученица старались идти по возможности быстро и незаметно. Геральт намечал путь, Синтия пыталась не отстать. Получалось… почти. Живых они так и не встретили. Точнее, не встретили бы, если бы Геральту не вэпумалось заскочить в сторожку у самого выхода с территории.

Но Геральту вздумалось.

Сторожка была пуста. Большое стеклянное окно глядело на блестящие никелированные турникеты; стол перед окном, на столе – недопитая чашка чая. Часы на стене, а под часами – нечто напоминающее телефон или переговорник, но почему-то с небольшим экранчиком в верхней части, экранчик светился, показывая искаженное лицо незнакомого живого – человека средних лет. От живого веяло страхом. Губы его шевелились, словно он читал молитву.

Л секундой позже Синтия поняла, что живой ее тоже видит.

– Ух ты, – сказал Геральт с намеком на удивление в голосе. – Видеофон! Надо же – в такой дыре!

– Видеофон? – переспросила Синтия с любопытством. – Что такое – видеофон?

– То же, что и телефон. Только с передачей не одних голосов, а еще и изображений собеседников.

– А… – поняла Синтия. – И такое, оказывается, бывает?

– Бывает еще и не такое, – пожал плечами Геральт. Синтия вновь взглянула на экранчик.

План стал крупнее, словно живой вплотную приблизился к своему аппарату. Теперь он что-то кричал, но ни единого звука видеофон не воспроизводил.

Геральт несколько секунд изучал надписи на передней панели видеофона, потом нажал на серебристую кнопку в уголке и в сторожку ворвался панический голос живого:

– …гите!!! Помогите нам!!! Мы заперты!!!

– Привет, – с ужасающим спокойствием поздоровалсяведьмак. – Прекрати, пожалуйста, орать.

– Мы погибнем!!! – продолжал орать незнакомец. – Я знаю, это не комната, это камера гигантского пресса! Стена

уже сдвинулась на целых полшага!! В камере вся моя семья – один я тут, в пультовой! Помогите!

– Пресс? – хмыкнул Геральт. – Очень интересно. А зачем твоя семья забралась в камеру пресса?

– Помогите!! – продолжая орать человек. – Жизнью заклинаю, помогите нам!! Я не могу выйти из пультовой, замок заклинило, когда начал работать пресс!! Там жена и дети, помогите!! Все отдам, только спасите их!!

– Так уж и все, – буркнул Гёральт. – Слышь, человече, глянь-ка на пульт. Слева и сбоку. Там должна быть табличка – что там написано?

Человечек осекся, орать перестал, но послушно шагнул прочь от видеофона и наклонился.

– Гэ-Пэ сто два! – прочел он. – Завод «ГидроПромАвтоматика»…

– Понятно, – кивнул Геральт. – Сто второй, значит…

– Да делайте же что-нибудь!! – снова сорвался на крик человек.

– А с какой, собственно, стати? – поинтересовался Геральт с прежним леденящим душу спокойствием.

– У вас что, сердца нет? – Человечек принялся умолять. – Там жена и семеро детей! Младшенькой всего полгода! И собака там!! Они ведь погибнут все!!

– Надо же, – сокрушенно вздохнул Геральт. – И собака! Синтия боялась вмешаться. Она не верила, что ведьмак бросит человека и его семью в беде.

– А заплатить у тебя найдется чем? – вновь невозмутимо спросил Геральт. – А то, знаешь ли, я не работаю бесплатно. Я – ведьмак.

Человек умолк, в упор взглянув на Геральта – на лысую голову, на татуировку, на немигающие глаза. – Ведьмак, – пробормотал человек.

На его лице отразилась напряженная работа мысли и целая гамма противоречивых чувств. С одной стороны – радость и надежда, ведь кто, как не ведьмаки, умеет укрощать своенравные машины вроде пресса, заглотившего семью этого несчастного? С другой – естественный страх и недоверие обывателя по отношению к ведьмакам, существам странным, неприятным и плохо постижимым.

– У меня есть немного денег.,. Тысячи две.

– Мало. Меньше чем за двадцать я со сто вторым путаться не буду, здоровье дороже.

– Я отработаю! – горячо пообещал живой.

– Не пойдет. Оплата вперед. Ты хоть знаешь, что за монстр этот сто второй?

Человек в отчаянии оглянулся – Синтия смутно различала за его спиной припавшие к прозрачной стене силуэты.