Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Ошеломлённый и оглушённый всем виденным и слышанным, он не знал, как реагировать на такую грубость, которой он никогда ранее не слышал от своих детей…

Снова на сцену вышел Ори Мусаки и, умильно улыбаясь и раскланиваясь на все стороны, объявил антракт. Моти встал и нерешительно посмотрел на продолжающих сидеть вразвалку сыновей.

Он обратился к мальчикам: «Может, пойдём? Поздно уже. Да и голова у меня от этой… э-э-э… музыки раскалывается. Вредно для здоровья слушать такое в чрезмерных количествах…» — «Да ты что, dad?..» — округлил глаза Галь. Моти сердито и удивлённо нахмурился: «Где ты этого нахватался? Почему ты называешь меня dad?» — «Ну… Так все элитарии говорят… — смутившись, потупился мальчишка. — Тимми же тебе сказал! Это по-английски, сейчас так модно… Ведь наши маленькие кузены, наверняка, так зовут Эреза — они же в Австралии живут. А мы собираемся учиться в гимназии Галили. Там всё на самом современном и прогрессивном уровне… э-э-э…

Нам рассказывали…» — «Так вот! — твёрдо отчеканил Моти. — Прошу так ко мне не обращаться! Мы не в Австралии и не в Америке! Я не dad, а папа, отец! Понял, сынок?» — это уже гораздо мягче. Галь сконфуженно буркнул: «Понял…» Гай смущённо смотрел то на отца, то на брата.

Моти вздохнул: «Ладно, давайте поужинаем тут — и домой. Я думаю, мама и Ширли уже ждут нас…» Галь жалобно захныкал: «Ну, па-ап! Ведь ещё будет силонофон! Мы так хотели послушать его вживую!» Гай подвывал и поскуливал в его поддержку…

Тем временем на сцене снова проявился Ори Мусаки: «Я хотел бы предложить уважаемой публике после антракта переключить фильтры на прослушивание космических запредельных композиций великих виртуозов Ад-Малека и Куку Бакбукини!» Публика взвыла: при этих словах маэстро упомянутые виртуозы вывинтились с обеих сторон из скрытой бледно-голубой полупрозрачной занавеской задней части сцены и начали раскланиваться во все стороны между многочисленными колыхающимися драпировками.

Ори Мусаки-сан продемонстрировал сладчайшую улыбку и нежно проворковал: «Кушайте, угощайтесь, дорогие гости «Цедефошрии»!" Моти с некоторой оторопью взглянул на того, кого Ори Мусаки назвал Ад-Малеком, и который степенно раскланивался рядом с Куку Бакбукини, обладателем рекордной худобы и неподражаемой способности складываться пополам. После минутного колебания он принял мужественное решение остаться, чтобы увидеть и услышать, что будет делать на их эранийской сцене эта закутанная в необъятный плащ зловещая и таинственная фигура. Да и нелишне было бы хотя бы прикоснуться к кусочку мира своих мальчиков. Он кивнул сыновьям: «Ладно, посидим ещё чуть-чуть… Кушайте…

Вы же любите это!..» Кумиры эранийских элитариев тем временем испарились со сцены, которая тут же погрузилась во мрак.

Итак, сегодня Моти предстояло на личном опыте познать, что у крутых фанатов силонокулла в моде композиции, исполняемые на непостижимом музыкальном инструменте, получившем название — силонофон. После антракта снова вспыхнули слепящие прожекторы, и Моти со всё большей опаской взирал на сцену. Он настроил свой фильтр на максимум защиты, то же сделал и с фильтрами сыновей, невзирая на их громкие крики протеста.

На сцене снова проявился Ори Мусаки и выкрикнул торжественным тоном: «Великий, популярный и знаменитый создатель инструмента, называемого силонофон, сахиб Ад-Малек!!!» Публика восторженно заревела и застучала всем, чем можно, по чему только возможно.

Моти ошеломлённо оглядывал публику. Он успел заметить, что Мезимотес сидел, важно развалившись в кресле, и величественно кивал головой, а тот, кого Тимми назвал Кобой Арпадофелем, продолжал постреливать своими постоянно меняющими цвет и косящими во все стороны глазками-гвоздиками и похлопывал ладонями по столу, словно бы отбивая синкопы.

Сбоку, почти вне сферы освещения крохотного синего фонарика на столе, маячило бледное, осенённое загадочной улыбкой, широкое лицо Тимми, спиной к Моти сидела и что-то шептала в свой маленький диктофон Офелия…

Перед взволнованной и предвкушающей неизведанные ощущения публикой внезапно, как из воздуха снова возник великий виртуоз. Диковинное сооружение, которое за ним волокли рабочие сцены, поразило Моти.

Увидев своего кумира и его творение, публика застыла в нервно-экстатическом ожидании. Возбуждённое состояние молодёжи передалось и Моти, вызвав у него повышенную тревожность и внутреннее содрогание. И таинственный Ад-Малек, как всегда, не обманул ожиданий публики…

От ракушки во все стороны расходились нарастающие мощные звуковые волны. Моти успел обратить внимание, что звуки, настойчиво словно бы ввинчивающиеся ему в виски, заползающие куда-то в грудь, под ложечку, и тяжело падающие в живот, не отличаются слишком большой громкостью — скорее всепроникающей вкрадчивостью. Он постарался плотнее натянуть наушники выданного устройства и с преувеличенным интересом, отражающимся в сверкающих оловянным блеском глазах, уставился на сцену.

Моти напряжённо наблюдал за всеми манипуляциями Ад-Малека, но ему так и не удалось уловить, каким образом популярный виртуоз извлекает жутковатые звуки из своего таинственного сооружения. В этом он оказался не одинок: сидящим в зале это не должно было быть доступно.

На сцену выскочил, сгибаясь напополам и снова как бы щелчком разгибаясь, синьор Куку Бакбукини. Ад-Малек, как давеча Виви Гуффи, незаметно растворился. Смекнув, что впавшей в экстаз публике очень понравился его трюк, Куку снова и снова демонстрировал всем присутствующим, как ловко он умеет складываться пополам и снова выпрямляться под еле слышный щелчок.

Снова «Цедефошрию» залили потоки ярчайшего, слепяще-белого, то меркнущего, то снова ослепительно вспыхивающего, света. И океан звука… — и какого!!!.. Это была гремучая смесь шумов: стеклянный бой со скрежетом, в который вкрадчиво заползал негромкий свист, сверля мозг и расползаясь по всему телу, заставляя то и дело внутренне содрогаться от неприятной нервной дрожи. Во всяком случае, так это подействовало на Моти.

Моти приложил неимоверные усилия, чтобы не показать сыновьям и сидящим за соседними столиками юнцам свою слабость, потому что невероятные вкрадчивые силонокулл-диссонансы вызывали у него не просто неприятные, но болезненные ощущения. Он боялся, что каким-то образом эта тайна станет явной для его шефа и для Тимми с его ящеркой. Вон, как азартно она что-то нашёптывает в диктофончик!

У него заныли все зубы, но он мужественно сдержался и не схватился за щёку, только слегка прикусил губу. Ну, а непроизвольная дрожь… так тут все дрожат от возбуждения.

И он снова порадовался, что Рути и Ширли не слышат этого. Он взглянул на близнецов: у ребят, впрочем, как и у большинства сидящих вокруг них ровесников, нервная дрожь, как видно, превратилась в неуёмное выражение экстаза. Это побуждало их то и дело подпрыгивать, размахивая руками, стучать кулаками по столу, пинать то ножки стола, то друг друга, хватать друг друга за уши, за взлохмаченные вихры. Оглянувшись, Моти убедился: так же, и даже ещё более буйно, вела себя вся молодёжь. Его сыновья на фоне остальных выглядели ещё более ли менее пристойно. На Мезимотеса он смотреть боялся.