Журнал «Если» - 2007 № 08

— То есть сейчас вы воспринимаете Плоский мир как способ донести до читателя какие-то важные для вас идеи?

— Вот это очень-очень русский вопрос. Вы понимаете, я не пишу беллетризованных трактатов. Я пишу книгу — и в ней идеи играют не меньшую роль, чем сюжет и персонажи. Но и не большую. Идея должна органично встраиваться в книгу, но, если так можно выразиться, на общих основаниях. И она должна быть универсальной; например, во многих более поздних книгах цикла я пишу о застарелой взаимной вражде, фактически о холодной войне гномов и троллей, о ксенофобии. Люди говорят: «А, мы знаем, это о…», — и называют какую-то конфликтную, враждующую пару стран… Или — о «Патриоте»: «А, это ведь вы о ситуации на Ближнем Востоке!» Я в ответ: «Нет, я писал обо всех ситуациях сразу!» Хотя, если честно, на Ближнем Востоке всегда какая-нибудь та еще ситуация… Этот регион — сам по себе ситуация. Не вижу причины, по которой тролли и гномы вели бы себя умнее любых других разумных существ.

— Судя по книгам, вы скорее умеренный консерватор, а не сторонник прогресса любой ценой — во всяком случае, в сфере человеческих отношений. Вы считаете себя защитником традиционных ценностей?

— У меня к прогрессу двойственное отношение. Я, безусловно, за новые технологии, облегчающие жизнь людей. Но я действительно люблю традиции. Традиция помогает не слишком раскачивать лодку. Но если находится разумная альтернатива тому, что делалось с незапамятных времен, то традицию, конечно, можно и отвергнуть. После серьезного размышления. Но не по той причине, что это, мол, устарело, а следовательно, никуда не годится.

— В одной из последних книг, вышедших в России — «Carpe Jugulum», — говорится, в частности, о том, что старая добрая тирания лучше современной промывки мозгов. По крайней мере, честнее. Я правильно поняла?

— Да. Верно. Этот старомодный вампир, который появляется в конце книги — своего рода альтернатива вампирам новомодным. Он ведет себя как царственная особа, джентльмен или король, говорящий со своими подданными. Он говорит: «Да-да, я помню, это ведь ваш батюшка вогнал в меня кол…» Или: «Я знавал вашу бабушку…» И людям это нравится. Поймите, это лучше, чем то зло, которое сейчас распространилось по всему земному шару, от Запада до Востока. И Россия далеко не исключение. Я имею в виду бюрократию. Эта машина существует единственно для того, чтобы поддерживать саму себя. Именно для этого она и вмешивается в жизнь людей, имитирует какую-то деятельность, поднимает какие-то глупейшие, несуществующие проблемы, выпускает директивы — например, считать картошку овощем или продуктом питания… Люди эту машину не интересуют — даже когда она утверждает, что все ее помыслы направлены на благо народа, что она заботится о безопасности населения, ну, к примеру, выдумывает какие-то торговые ограничения, изымает какие-то продукты из магазинов…

— Тут, скорее, политика…

— А что, политика разве не бюрократия? Это все равно что связывать людей по рукам и ногам ради их собственной безопасности. Или душить детей в колыбели, дабы уберечь их от жизненных невзгод. Но, убирая из судьбы опасности, трудности, свободную волю, вы тем самым лишаете жизнь самой жизни.

— Промывка мозгов и бюрократия обычно идут рука об руку.

— Конечно. Кстати, сами чиновники подвержены ей не меньше. Они боятся думать. Именно поэтому мне так симпатичен мой лорд Витинари из Анк-Морпорка.

Он может показаться циником, но он думающий правитель. Витинари несовместим с любыми формами промывания мозгов. И он верит в свободу. Но свобода — это еще и свобода умереть. Потерпеть неудачу. Отвечать за последствия своих поступков. Свобода ведь очень сложная штука. Именно поэтому люди, едва прикоснувшись к ней, предпочитают бежать прочь.

— Выходит, вам нравится лорд Витинари?

— Очень! Витинари, безусловно, умелый политик, и у него чудовищный интеллект. У вас есть такие японские головоломки — судоку? Кроссворд по числам. Они очень популярны в Англии, их печатают в газетах, там надо вписывать числа в квадратики, и если вовремя прислать правильный ответ, то можно даже заработать на этом… Так вот, Витинари разгадывает судоку в газете, едва бросив мимолетный взгляд, по памяти, просто диктует числа секретарю.

— Значит ли это, что и вы цените интеллект больше других человеческих качеств?

— Вы понимаете, он не особенно добрый человек. Даже безжалостный. Но город работает! И процветает. И люди процветают, потому что город работает. Вы можете выталкивать друг друга из лодки, но не пытайтесь дырявить днище — вот его принцип. Да, я люблю Витинари. Командор Ваймс, например, уважает демократию, но в таких условиях, которые создал Витинари для Анк-Морпорка, демократия тоже работает. Он интеллектуал. И именно поэтому он ухитряется сохранять свои позиции. А не потому, что он устраняет неугодных. Витинари слишком горд, чтобы преследовать недовольных. И чтобы заботиться о том, какое впечатление он производит на людей. И на все, что он делает, у него есть серьезные причины.

— Его прототип — Макиавелли? Ваш Витинари даже пишет трактат «Слуга» — по аналогии с «Государем» Макиавелли.

— Конечно, Витинари — это чистая идея, весьма приблизительно основанная не столько на том, кем Макиавелли был в действительности (он ведь был просто чиновником), сколько на наших представлениях о нем. Как раз на его трактате, первоначально посвященном Джулиано Медичи. Кстати, возможно, Макиавелли общался с Леонардо да Винчи, которому Джулиано покровительствовал.

— У российских читателей ваши книги находят огромный отклик. Как вы думаете, почему?

— Ну, это уж вы должны мне объяснить… Я не знаю. Полагаю, дело в том, что культура юмора у нас схожа. Мы смеемся над одними и теми же вещами, и все же иногда мне кажется, что по всей Европе, включая и Россию, культура в какой-то степени американизирована. Исключение составляет, пожалуй, Франция, которая старается держаться в стороне, но многие штампы, массовые понятия… полагаю, вы понимаете, о чем я.

— Вам не нравится американская культура?

— Я не люблю лишь то, что заслуживает нелюбви. В американской культуре много хорошего. Скажем, того же Воннегута я чрезвычайно любил и ценил… Потом, не надо забывать, Америка очень большая и потому очень разная: совсем не похожи друг на друга, скажем, Западное и Восточное побережья. На Восточном — интеллектуалы. Даже телепередачи там другие. Беда в том, что мы, как всегда, склонны копировать плохое и отбрасывать хорошее. Что прекрасно работает для Америки — не всегда годится для Европы. Хотя дураки у власти этого не понимают.