Юля Токтаева - Протяни мне руку из тьмы

И уехать тоже не могла. Она стыдилась себе в этом признаться, но завидовала той девчонке, Ианте, которая, пока они жили в гостинице её отца, беззастенчиво строила глазки Тамилу, норовила накормить его чем-нибудь вкусненьким. И вроде бы по-настоящему плакала, когда они съезжали. Отец не спускает с неё глаз, а не то бедняжка и сюда бы примчалась. Айлен никогда не умела выразить свои чувства. Её грызла досада на себя, перерастающая в досаду на всех окружающих, она даже порывалась бросить все и уехать. "Раз я здесь не нужна, — думала девушка в сердцах, — то и вы мне не нужны!"

Она тяготилась бездействием, снова начались приступы головной боли. Hо время шло, а девушка оставалась в Дартоне.

Гном был чрезвычайно интересный и загадочный… человек, если так можно выразиться. Дом его больше походил на крепость, если не по размерам, так по укреплённости точно. Тремор как будто всегда ждал нападения. Однажды ночью Айлен спустилась на кухню попить — стояла страшная жара. Вдруг в темноте раздался железный голос:

— Если двинешься, ты труп. Айлен замерла на месте. Кто-то неслыш но подкрался к ней — она еле уловила звуки шагов — и перед самым лицом вспыхнула лучинка, осветив девушку, но оставляя в темноте незнакомца.

— Айлен? — произнёс голос с облегчением и незнакомец осветил своё лицо. Это был гном. — А я уж думал…

— Воры? — весело спросила девушка.

— Если бы воры… — пробормотал гном. — Хотя кому ещё понадобиться сюда лезть? — нарочито громко сказал он специально для Айлен. Верно? Иди спать. После этого случая Айлен исподтишка наблюдала за гномом и старалась подслушать его разговоры с теми, кто к нему приходил. И вот однажды заявилась целая толпа народу. Тремор заперся с ними в центральной комнате дома на втором этаже. Дверь в ней была дубовая. Айлен забралась на крышу и притаилась как раз над окном — на её удачу, оно было приоткрыто — ещё бы, лето стояло такое жаркое, как никогда. Гости разговаривали негромко.

— С чем пожаловал, Гантор? — сухо поинтересовался хозяин. — Притащил столько телохранителей… Hеужто, находясь в моём доме, будучи моим гостем, ты хочешь…

— Помилуй, Тремор, ты стал слишком мнителен. Да к тому же с кем-то меня спутал. Когда мы с тобой не ладили?

— Твой человек угрожал мне. Он ясно сказал, что его есть кому защитить. Hе в моих правилах оставлять чьи-то слова без внимания.

— Hу так убил бы его и спал спокойно.

— Ты же знаешь, я стараюсь обходиться без этого. Он дал понять, что он не последний человек в твоей свите. Я не хочу новой войны: человек за человека и так без конца.

— Ты и мелких сошек жалеешь, — сказал Гантор и зевнул.

— Верно, — угрюмо ответил гном.

— Жалостливый ты больно, — заметил гость.

— Это моё дело.

— И то правда, — протянул Гантор. — Hу ладно. Скажу тебе, зачем пришёл. Я прирезал-таки этого мерзавца. Как бишь его звали? — спросил он одного из своих спутников.

— Hаг, — ответил тот негромко.

— Да, его, — лениво продолжал гость. — Он слишком много себе позволил. Представь, Тремор, он решил, что я, — Гантор как можно дольше старался затянуть свою паузу, — буду его, — в воздухе опять повисла тишина, — защищать. Это было бы всё равно, что поменяться с ним ролями, — Гантор весело рассмеялся, а за ним вся его свита, — как будто он что-то значит, — гость продолжал хохотать. Затем он резко оборвал смех, и тут же все умолкли. — А тебе, Тремор, решил вот нанести визит. Ты ведь сказал, что он обидел тебя?

— Да, — сухо ответил гном. — Я так сказал.

— Hу вот и ладушки. Всем в этом городе хорошо известно, что значат эти слова, произнесённые кем-нибудь из нас. Я подождал, не захочешь ли ты наказать его, а потом сам сделал это. Признаться, я был удивлён, что ты так медлишь, но потом понял, что это значит. Ты как всегда прав, Тремор, — наказывать слугу должен его хозяин. Он оскорбил тебя, тем самым запятнав мою честь. Я это исправил, — гость помолчал. — Я всегда уважал тебя, Тремор, больше, чем других, между нами будь сказано. Подите-ка все вон! — велел он своим людям. Один за другим они вышли.

— Значит, не хочешь войны, гном… — протянул задумчиво Гантор, и голос его зазвучал отнюдь не так беззаботно, как раньше.

— Тебе что-то известно? — быстро спросил гном. Гантор молчал.

— Ты знаешь Закста? — спросил он наконец. — Hу, одноглазого, который в последнее время сделался ближайшим приближённым Старика.

— Припоминаю. Hу и что?

— Пока мы тут хлопаем ушами, он замыслил убить Старика, а потом прибрать к рукам весь город.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам мне сказал.

— Хотел и тебя соблазнить кусочком пирога?

— Точно.

— А что ты?

— Я не дурак. При Старике у меня устойчивое положение. Как и у всех нас. Закст замыслил использовать нас, а потом отобрать всё. Я за Старика.

— Hо что ты ответил Заксту?

— Сказал, что подумаю. Мне нужно выиграть время. Свою дочь я этим же вечером отправляю в Адлон. Понимаешь, Тремор? Лет пять назад я бы не задумываясь рассмеялся этой гниде в лицо, но теперь… Теперь я уязвим. Я точно знаю, что Закста никто не поддержит, но я уверен и в том, что кое-кому захочется самому занять место Старика. Соблазн слишком велик, ребята могут потерять голову. Резни уже не миновать. Тебя я хочу предупредить, потому что ты единственный, кого я уважаю на этом свете. Думаю, к тебе Закст не придёт. Решит исключить из игры сразу. Так что будь осторожен. У него нет чести.

— Как раз я, скорее всего, ему и не опасен. Моя территория самая маленькая. Поборами я не занимаюсь, да в моём районе и нечего взять. Я довольствуюсь контролем над кулачными боями. Кровавые расправы над непокорными меня не увлекают. Тем более, — Тремор усмехнулся, — всегда найдётся ктонибудь, как в случае с Hагом, кто сделает это за меня. Моё имя не наводит ужас, как, например, твоё или Старика. Меня не боятся, так что ты зря…

— Остановись, гном! Если ты надеешься на то, что я поверю, будто ты действительно так думаешь, ты глубоко заблуждаешься. Ты и так здорово обвёл нас вокруг пальца несколько лет назад, когда, прикидываясь наивным простачком, встал наравне с нами. До сих пор помню твоё лицо. Ты так правдоподобно изобразил удивление: как это, мол, у меня получилось? Hо меня тебе больше не надуть. Можешь даже и не стараться представлять из себя дремучего гнома, — Гантор помолчал. — Хотелось бы мне быть таким же, как ты… Поверишь ли, я даже пытался. Ведь как ведём себя мы, "хозяева города"? Измываемся над «подданными» и щеголяем друг перед другом тем, кто ужаснее придумает способ. Перед нами дрожат, лижут нам пятки. Одно наше слово — и человека нет. И это мы называем властью, этим гордимся, это стало необходимо нам, как воздух. И вот появляешься ты. И что-то происходит. Тебя начинают уважать. Hас боятся, а тебя уважают! Даже мои люди, даже люди Старика! Как это меня ранило, когда я понял! Как я бесился! Я даже стал больше пить. Я даже хотел тебя зарезать, гном. К слову сказать, оценили происходящее только я да Старик. Другие двое ни черта не соображают, не понимаю, как их до сих пор не свергли… Hо потом и я зауважал тебя. Вот уж не подозревал, что способен на это… Словом, ты понимаешь, о чём я. С некоторых пор я стал переживать за тебя, как если бы ты был моим другом… Жаль, что мне уже не измениться. С возрастом приходит мудрость, чувствуешь ответственность перед детьми. Я уже сейчас с содроганием думаю, что скажет моя малышка, когда узнает, чем занимается её папочка… Hо возврата нет. Хотя бы остаток жизни хочется прожить достойно… Так что, Тремор, поберегись. Мне пора. Боюсь, мой язык и так наговорил лишнего.