Вера Камша - Темная звезда

— Да уж, — фыркнул Жан-Флорентин, — в наблюдательности тебе не откажешь! — Эльфы и не могут походить на Прежних!

— Прежние?! Кто это?

— Про них известно лишь то, что они были. Они исчезли, вернее, были уничтожены задолго до того, как прародители моего народа спели свою первую Песню Дождя.

— И это все, что тебе известно?

— Увы. Я знаю только то, что ничего не знаю, — грустно признал жаб. — Все создания, которые сейчас считаются древними, в том числе и мы, пришли сюда или были созданы после. Возможно, за Последними горами или же за Запретной чертой и остались свидетели юности этого мира, кстати, он не всегда назывался Арцией. Но я пока не встретил никого.

— А Болотная матушка?

— Она Уцелевшая, так же как и тот, кто говорил с тобой. Но и она, и Всадники лишь хранители чего-то, что досталось им от Прежних… Они не понимают многое из того, что делают, и, по-моему, даже не предполагают, зачем нужно то, что они исполняет веками.

— Значит, Всадники действительно живые?

— Разумеется. Ты же сам видел. И они на тебя рассчитывают! Но пора менять тему. Вот и посланцы Церкви. Я, пожалуй, переберусь на браслет. От этих клириков можно ожидать чего угодно.

Со склона ближайшего холма медленно спускалась группа из двух или трех десятков всадников. Черные с зеленой оторочкой одежды Церковной стражи окружали малахитовые одеяния иерархов. К разделяющей холмы ложбине обе процессии подошли одновременно. Таянцы выстроились сообразно этикету — впереди два пажа: один со знаменем, второй с серебряной трубой; далее три рослых, красивых воина в расшитых серебром доломанах, за ними — принцесса Илана и ее дядя герцог Рене, и, наконец, придворные и охрана.

Веснушчатый паж звонко протрубил, и ему в ответ откликнулась волынка, на которой играл бледный монастырский музыкант. Ряды Стражей Церкви раздвинулись, и вперед выехал невысокий толстенький монах, неумело управляющий большим пегим мулом. В то же мгновение пажи и «Серебряные» расступились, и герцог Рене Аррой направил вороного Чивво навстречу гостям. Монах, подслеповато моргая, уставился на приближающегося всадника и облегченно вздохнул:

— Да пребудет милость Творца над домом Арроев, я счастлив видеть вас живым и здоровым.

— Благодарю вас, отче, но я не стою ваших тревог…

— Я знаю все, герцог, — просто сказал брат Парамон, — а посему денно и нощно молюсь о вашем здравии. В непростые времена мы живем, в непростые и страшные, и не нам, книжным червям, определил Творец спасти Благодатные земли, но воинам доблестным и правителям мудрым и благочестивым. Я привез вам благословение Архипастыря и вот это.

Брат Парамон расстегнул верхнее зеленое одеяние, и подскочивший послушник освободил посланца Архипастыря от некоего подобия кожаной кирасы, украшенной эмблемой Церкви Единой и Единственной. Парамон оттянул один из парчовых листов плюща, украшавших нагрудник, и открыл потайной карман, из которого был извлечен тонкий пергамент. Герцог развернул протянутый ему лист и на мгновение лишился дара речи. Это был так называемый «Свободный лист», подписанный лично Архипастырем и заверенный его Большой печатью. В листе было сказано, что все, сделанное им, герцогом Арроем, сделано с благословения Церкви Единой и Единственной и направлено во благо всех Благодатных земель. Все те, кто вздумает противиться повелению герцога Арроя, объявляются еретиками.

Даже от Филиппа, с которым он состоял в давней переписке, Рене не ожидал такого подарка. Видимо, рыцарь Феликс, нежданно-негаданно получивший архипастырский посох, не только знает об опасности, но и готов разделить бремя ответственности, свалившееся на тех, кто посмел бросить вызов Пророчеству.

— Я смиренно благодарю Его Святейшество, — Рене произносил ритуальные фразы, однако тон адмирала и выражение его лица говорили намного больше, — я надеюсь, что вы, отче, удостоите меня беседой, когда отдохнете.

— Нам некогда отдыхать, сын мой, — вздохнул брат Парамон, — я должен забрать бумаги покойного кардинала Иннокентия и немедля возвращаться в Кантиску. К сожалению, из-за безвременной кончины Архипастыря Филиппа и соответствующих траурных церемоний преемник кардинала Идаконы и Тарски не смог выехать в срок, однако, надеюсь, не пройдет и половины месяца, как он прибудет в Гелань. Насколько мне известно, на должность сию будет избран достойный и мудрый пастырь, хорошо знакомый с историей этих славных земель…

«… и тем, что здесь происходит», — про себя продолжил Рене речь монаха. Феликс пришлет сюда человека, который станет верной опорой Стефану и Шандеру. Что ж, безоговорочная поддержка Церкви в эти проклятые времена увеличивает их шансы. Впрочем, понимают это и враги.

— Когда вы думаете возвращаться, отче? Я хотел бы написать Его Святейшеству.

— С благословения Творца я выеду послезавтра утром. Мы должны спешить, а я не очень хороший наездник. Но сначала я рассчитываю на подробную беседу с вами и принцем Стефаном. Вы должны из первых рук узнать, что же произошло в Кантиске, а Архипастырь нуждается в последних новостях из Таяны.

Огромная рысь, приоткрыв один глаз, лениво посмотрела на светловолосую женщину в пышном розовом платье и равнодушно опустила голову на лапы. Эта в розовом врагом Старшему Брату не была ни в коем случае. Преданный знал, что она любит Старшего Брата, и был спокоен, чего нельзя было сказать о его хозяине. Стефан был еще бледнее, чем обычно. Герика молчала, забившись в угол. Солнце клонилось к закату, но благодатное лето щедро дарило Таяне еще несколько ор света. Пришел слуга с подносом, принес фрукты и напитки со льдом. Пришла и ушла Белка, значительно взглянув на притихших взрослых. Вновь появился юный Сташек — доложил, что королеву разыскивают ее дамы. Стефан, досадливо поморщась, велел сказать, что Ее Величество пока останется у него. Когда Сташек вышел, Герика рискнула нарушить тишину:

— Наверное, мне следует вернуться? Может, они и не узнают, что это я…

— Узнают, потому что Шани или успеет им помешать, или пустится следом. Но чем бы ни кончилось, ничего уже не будет идти как шло. Возможно, ты меня возненавидишь, но с твоим отцом я покончу не позднее чем сегодня вечером. Хватит! Я уверен, что Роман все равно вылечит Зенона, если тот не придет в себя сам после смерти Михая. Наведенные чары чаще всего исчезают вместе с тем, кто их сотворил. Но даже смерть брата, даже твои проклятия меня не остановят! Пока жив этот человек, в опасности все Благодатные земли.

— Я не буду тебя проклинать, Стефан, — прошептала королева, — если я тебя не прокляла, когда ты отдал меня своему отцу, я не прокляну тебя никогда…