Юлия Остапенко - Игры рядом

— Но ты вернулся, и, я вижу, не один, — сказала Линнетт, и в ее голосе отчетливо прозвучал холодок.

Я снова взглянул на Йевелин. Она стояла прямо, заложив большие пальцы за пояс, — как Шерваль тогда, в Черничном Замке… Ее голова была вскинута, волосы подобраны (я впервые видел ее не с распущенными волосами, и это тоже меня коробило), а в глазах не отражалось ничего, кроме холодной, жесткой любезности, которая могла в любой миг перейти в слишком хорошо знакомую мне змеиную вежливость. Линнетт посмотрела на меня, потом опять на Йевелин, и опять на меня — долго и слегка непонимающе. Я снова подумал, что теперь слишком хорошо знаю, как Йевелин приходилось смотреть на меня, стоя об руку с Шервалем. Боги, как же это было хреново.

— Линнетт, где Грей? — спокойно спросил я.

Линнетт вздрогнула и вдруг превратилась в ту робкую, услужливую девочку, которая подливала мне вино две тысячи лет назад и которая отличалась от других только тем, что очень неплохо стреляла на больших расстояниях. Сейчас арбалета при ней не было. Но глаза на минуту стали теми же.

— Грей возле Парадиса, — покорно ответила она. — Ближе к центру. В последние месяцы Зеленые стали стягиваться на запад, тут одни недобитки остались.

— Ясно. А вы когда думаете стягиваться на запад? — Она закусила губу, моргнула, отвела взгляд. Так, ну, что еще за сюрпризы?

— Надо Роланда спросить, — наконец ответила она.

Вокруг нас сновали люди — группа как раз разбивала временный лагерь. Место хорошее: вроде бы глушь, но, если ломануться через короткий отрезок чащи, можно быстро выйти к дороге. Конный там не пройдет, а по деревьям пробраться не так уж трудно. Белкой быть лучше, чем волком. Поляна могла вместить человек двадцать, столько их тут и было, и ни одного знакомого лица. Только Линнетт — и еще парень по имени Серч, который меня узнал, когда я аккуратно наводил справки о партизанах в ближайшем городе. Помнится, ситуация тогда до того напоминала случай в степи, что подобная параллель мне совсем не понравилась. Впрочем, тут мне бояться нечего. Я ведь возвратился домой. Да?

Но это второе совпадение меня уже по-настоящему обеспокоило.

— Роланд? — повторил я. — Здесь?

— Здесь, — кивнула Линнетт, и в ее глазах снова появилась сталь. — Недавно. Но он очень вовремя подоспел. Когда Грей уехал в Парадис, командовала Арлетт, а после ее смерти…

— Арлетт умерла, — сказал я. Это было бестактно, но иначе я не смог бы в это поверить. Я почему-то не верил, что они тоже могут умереть. Что они умеют умирать. Ребята, со мной же вы никогда не умирали.

Линнетт сухо кивнула, ничего не сказав, и я подумал: а так ли давно она изменилась? Может быть, ей просто пришлось. Может, у нее просто не было выбора. Разве он есть хоть у кого-нибудь из нас?

— Ну, что ж, раз Роланд здесь, мне не помешает его увидеть, — обреченно сказал я и вздрогнул, когда Йевелин вдруг тронула меня за ладонь. Просто прикоснулась — одними пальцами, и меня обожгло этим прикосновением. Я круто обернулся к ней, но ее лицо оставалось всё так же снисходительно-любезным.

«Йев, а каким было мое лицо, когда ты вошла в комнату сэра Робера и увидела меня?»

— Да, конечно, — сказала Линнетт. Почти равнодушно.

Мы шли по строящемуся лагерю, и никто не обращал на нас внимания. Ребята работали быстро и слаженно, побросав оружие в кучу посреди поляны. Человека к этой куче почему-то не приставили. Эх, Роланд, неужели жизнь тебя ничему не научила? Несколько раз на нас с Йевелин бросали заинтересованные взгляды, но на мне они дольше мгновения не задерживались, а на Йевелин мужчины посматривали так, как я сам смотрел на нее, увидев впервые. Я для них интереса не представлял. Я не знал их, а они не знали меня. Этот Серч оказался не из болтливых. А может, ему просто было велено молчать…

Командирскую палатку уже разбили — у самого края поляны, возле чащобы сходящихся деревьев. У входа сидел конопатый мальчишка лет четырнадцати, усердно чистящий тяжелый двуручник. Запредельный, Роланд завел себе оруженосца. Он пробыл с Саймеком слишком долго.

Мне не следовало входить, но я вошел. Йевелин осталась снаружи — мне не понадобилось просить ее об этом. Даже смотреть на нее не понадобилось.

Впрочем, вряд ли ее присутствие сделало бы хуже. Потому что хуже просто некуда.

Там был не только Роланд. Там были еще Юстас и Флейм. Они пили. Все втроем, сидя вокруг перевернутой бочки. Кажется, более негармоничной компании я в жизни не видел. Роланд не любил Юстаса, Юстас насмехался над Флейм, Флейм немножко презирала Роланда. А сейчас они сидели едва ли не голова к голове, будто заговорщики, и молча пили. Вряд ли эль.

Услышав шум, они одновременно, будто по команде, подняли головы. Все трое сжимали ручки кружек, а Юстас — еще и гриф своей лютни, кажется, больше инстинктивно. Я посмотрел на них — на каждого поочередно. Они были пьяны. Не знаю, когда они успели надраться, что делали здесь, почему не разбивали лагерь вместе со всеми — и почему Линнетт ничего мне не сказала.

Может быть, потому, что это здесь успело стать чем-то привычным?

— Ух ты, — сказала Флейм. — Смотрите, кто пришел.

Роланд и Юстас смотрели. Молча. Первый с какой-то глухой, отрешенной злобой, второй — со слабым удивлением. Только и всего.

Флейм никак не смотрела — она просто была пьяна. Очень пьяна.

— Однако шустро же ты пере… пе-ре-дви-га-аешь-ся, лю… бимый! — еле выговорила она и вдруг стала подниматься. Юстас шикнул на нее, но Флейм только отмахнулась и вцепилась в край бочки. Чуть постояла, пошатываясь, подняла голову, глупо улыбнулась. — Смотрите-ка… уже не стою… ха… А я тут только три дня. Да, три… три? Роланд… три, прав… да? А ты уже… гляди… смотался к своей шалаве… и уже здесь… ко мне… вернулся ко мне?

— Флейм, сядь, — попросил Юстас. Он цедил слова, и я видел, что он даже вполовину не так пьян, как она. Он протянул к ней руку, но она тут же вырвалась и, снова покачнувшись, зло выкрикнула:

— Лапы убери, скотина! Всем вам тут только и надо… что меня трахнуть! Знаю вас! — она развернулась ко мне: ее лицо пылало, а глаза были невыносимо большими и темными, хотя она никак не могла сфокусировать на мне взгляд. — Только Эван не хочет меня трахнуть. Да, Эван? Нет, ну что такое… я хочу, чтобы он меня трахнул… а меня готовы трахнуть все… кроме него! — она врезала кулаком по бочке, кружка подпрыгнула и завалилась набок, остатки вина выплеснулись Флейм на колени. Она отступила, перевернув ящик, на котором сидела, и двинулась ко мне, слепо и упрямо, будто живой мертвец. Черные пряди облепили ее лицо. Смотреть на нее было почти страшно. Я подумал, что не знаю, что сделаю, если она дотронется до меня.

— Флейм! — Юстас вскочил, схватил ее сзади за плечи. Она попыталась вырваться, осыпая его бранью, но с пьяной Флейм не мог справиться даже Юстас.