Юлия Остапенко - Игры рядом

Сухие щелчки, как будто плеть, как будто издалека. Только не плеть и совсем близко. Равномерно, спокойно, уверенно.

— Этого не может быть.

— Я тоже так подумал. Поэтому и решил сказать тебе.

— В последний раз его видели в Далланте… Около двух месяцев назад. Говоришь, он идет с запада?

— С запада…

— Он ведь не мог проскочить мимо наших блокпостов? Не мог, верно?

Щелчки становятся чаще, мощнее: будто плетей уже две… три… И совсем-совсем далеко.

— И со стороны пустыни тоже не мог пройти? Так ведь?

— Так…

— Жнец его подери… Что они там делают? Скажи, чтобы прекратили.

Снова щелчок, самый мощный — и тишина, только сухой ветер забрасывает пыль и песок в раскрытое окно.

— Я поэтому и решил тебе сказать… Подумал, это тебя заинтересует.

— Да уж. Ладно, пошли кого-нибудь ему навстречу. Простачка… Пусть сделает вид, будто раньше служил у него и теперь узнал. И приведет сюда, но без насилия. Всё очень любезно.

— Кайл…

— Что?

— Зачем?

Сухие щелчки, один, другой, третий… Это то, что вместо смеха. Только и всего.

— Давай поживее, Арт.

Я всё-таки дошел. Не скажу, что это было легко. По правде говоря, я вообще смутно помню свой путь. Мне казалось, что он длился не очень долго. Я беспрестанно жевал эйдереллу и довольно скоро стал ощущать онемение у корня языка, постепенно распространившееся дальше. Но поскольку в это время я брел по сухому серому песку, где до меня, вероятно, не ступала нога человека, это заботило меня гораздо меньше, чем могло бы. Время от времени я терял сознание, а скорее, просто впадал в некое подобие транса и грезил наяву, продолжая идти. Я не люблю вспоминать эти дни.

Потом мне встретились какие-то люди, степняки. Их я тоже почти не помню. Вроде бы они были настроены не слишком приветливо, но я отдал им остатки эйдереллы, и, попробовав ее, они стали моими лучшими друзьями. А может, и кровными братьями, сложно сказать. У них я немного очухался и привел себя в порядок. Эйдерелла, как оказалось, не вызывала ломки, что пришлось очень кстати. Чувствительность моего языка и нёба понемногу восстановилась, ко мне вернулся дар связной речи и здравой мысли, я снова обрел пристойный вид и, одним ясным утром почувствовав себя очнувшимся после затяжного запоя, понял, что пора возвращаться к жизни.

Со времени, когда я покинул Даллант, прошло два месяца.

Я узнал об этом от степняков — не тех, с которыми меня породнила эйдерелла, — других. Степь, соединяющая Снежные Пески с цивилизованным миром, заселена разрозненными группами кочевых племен, в основном неагрессивных, ввиду того, что им попросту негде развернуться. Степь, как и пустыня, формально принадлежит королю, однако здесь, в отличие от Снежных Песков, эта власть отнюдь не номинальна. Через каждые десять миль мне попадался неплохо укрепленный форт. Губернаторы были не так глупы, чтобы принимать бой в открытом поле, где их позиция стала бы заведомо проигрышной, и лишь время от времени отбивали хаотичные неорганизованные набеги степняков. Край глухой, но беспокойный. Насколько я знал, армия Шерваля сюда пока и носу не совала. Вероятно, именно по этой причине ходили слухи, что здесь расположены войска Кайла Урсона. Каким образом можно спрятать войска посреди степи, да так, чтобы достоверно об их существовании никто не знал, оставалось для меня загадкой. Поэтому я не особенно верил подобным слухам. Однако мысль, что, пробираясь к полесью, я могу столкнуться с легендарным предводителем Сопротивления, почему-то не отдавалась во мне приятным чувством. Не знаю, как бы я отнесся к такой перспективе годом раньше, но теперь мне не хотелось иметь с ним ничего общего. Я объяснял это тем, что у меня и без Сопротивления забот по горло.

Я шел по самым крупным дорогам и старательно огибал форты, то и дело рискуя нарваться на разбойников, но мне везло — нарывался я только на мирное население, охотно поившее меня козьим молоком и снабжавшее свежими слухами. Про войну здесь, как ни странно, знали. Причем придавали ей больше значения, чем дворяне в Далланте, на моей памяти ни разу не сделавшие междоусобицу между кооолем и его братом темой застольной беседы. Впрочем, возможно, они просто не воспринимали Шерваля всерьез. И совершенно зря. Степняки же оказались на удивление хорошо осведомлены. Тогда во мне шевельнулись первые подозрения. Ну откуда, скажите на милость, знать простой деревенской бабе, что за последние два месяца армия Шерваля, до того методично надвигавшаяся на юго-восток и опасно приблизившаяся к степи, круто развернулась на сто восемьдесят градусов и ринулась на северо-запад, в сторону столицы?.. Это звучало ужасно глупо: я не верил, что Шерваль настолько туп, чтобы пойти на Мелодию, не укрепив тылы. Скорее, он решил отправиться в обход и понемногу замкнуть круговое наступление… но откуда такая спешка?

Я развлекался этими мыслями в течение трех или четырех дней, пока слонялся по пыльным степным дорогам. Бродяжничать мне приходилось и прежде, но сейчас в этом вдруг появилась своеобразная прелесть. Не знаю, было дело в неожиданном дружелюбии степняков, из которых лишь редкий скупердяй отказывал мне в краюхе хлеба и задушевной беседе, или в том, что я впервые за последнее время не чувствовал ответственности за кого-либо, кроме себя самого, но все происходящее мне нравилось. Небо степи казалось выше неба пустыни, но ниже лесного неба, здесь были более блеклые и теплые краски, более насыщенные и пряные запахи, более сухие и тихие звуки — и это мне нравилось. Спал я под открытым небом, положив под голову камень, и было так здорово засыпать и просыпаться, видя над собой одну только бледную синь, без малейшей примеси зеленого… или красного… Я стал бояться красного, и вдруг понял, что больше не люблю зеленый.

Иногда я думал об Йевелин.

Я пытался представить, что она делает. Пытался вспомнить ее губы, ужас в ее глазах. Сейчас, восстанавливая их по памяти, я вдруг понял, что в их уголках есть почти незаметная сетка тонюсеньких морщинок. Что ни говори, возраст сказывается. Сколько ей, тридцать три?.. Старше меня на шесть лет. Старше. Проклятый мальчишка всё напутал. Проводники в самом деле родились с шестилетней разницей, но она, женщина-Проводник, родилась первой. Они с самого начала шли по ложному следу. И только Стальная Дева знает правду.

Как же ты ее остановила, Йев?

Я шумно втягивал пыльный горячий воздух, закрывал глаза, отрезая от сознания все окружающие звуки, запахи, образы, я пытался учуять, я знал, что могу… Не чуял. Мне хотелось верить, что Ржавый Рыцарь еще далеко, но я не мог отделаться от ощущения, что иду ему навстречу.

А я ведь понятия не имел, что происходило во дворе замка Аннервиль после того, как я, Дарла и Куэйд провалились в портал. Нельзя исключать, что Ржавый Рыцарь убил всех, кто там находился.