Юлия Остапенко - Игры рядом

Истертые ноги не остановятся, пока в волосах играет ветер, пока глаза смотрят на север, пока на губах ее истинное имя. Зная истинное имя, можно властвовать над человеком. И не только над человеком…

— Вы ведь не человек, дорогая моя девочка… Вы не человек, вы… Я люблю вас за то, ЧТО вы… моя девочка…

Просто шептать и идти: если шептать — дойду. Просто шептать… а она-то уж услышит. Знаю. Слышишь, правда?

— Я теперь понимаю… он и вы… так красиво, девочка… Это будет… забавнее всего. Так прелестно, моя маленькая леди Аттена… Спасибо… родная…

Он идет на север и улыбается.

Есть еще двое — у него за спиной. Они не улыбаются и идут не за ним.

Но им, всем троим, по пути.

— Эван, расслабься, — шикнула Паулина, не глядя на меня и не переставая сияюще улыбаться и приседать в реверансах. — Ты будто на виселицу идешь.

Виселица устроила бы меня больше. Кажется, я никогда в жизни не находился в столь ярко освещенном месте. Оранжевые огоньки свечей (Паулина сказала, что их более десяти тысяч и это не предел) резали глаза, блики на зеркальных плитках будто меняли пол и потолок местами, уши закладывало от мягкой, обволакивающей какофонии десятков оркестриков, игравших в каждой нише, в каждом углу. Когда король откроет бал, все они синхронно грянут единый торжественный марш, и я надеялся не дожить до этого великого момента.

Я шел среди мучительно ярких, искрящихся, сверкающих красок, среди головокружительного щебечущего гула сотен голосов, слившихся воедино тысяч запахов: от тонкого аромата жасминовых духов Паулины до вони свежего пота и просачивавшегося из трапезной запаха свежеиспеченных уток с начиненными ромом яблоками, среди ясных улыбок, хитрых глаз, поблескивающих сквозь прорези расшитых бисером масок, звонкого ядовитого смеха, нарумяненных щек и тонких, никогда не знавших мозолей кистей. Среди всего, что я так ненавидел. Что было так легко ненавидеть. Если бы не твердый голый локоток Паулины, время от времени впивавшийся мне между ребрами, и не молчаливая поддержка ее мужа, я бы уже с позором бежал. До сих пор не могу забыть взгляда Ройса Перингтона, увидевшего выражение моего лица, когда Паулина с безупречно искренней радостью прощебетала, что на королевский бал в честь дня рождения королевы Сибиллы мы отправимся втроем. Я все еще не мог поверить, что Йевелин в самом деле поставила такое условие.

— Она сказала: «Как удачно, на будущей неделе в Ладаньере бал», — жалобно сообщила Паулина, сочувственно сжимая мои пальцы. О моей любви к светским развлечениям она была хорошо осведомлена. — Пусть придет туда. В толпе легко затеряться… В толпе правда же легко затеряться, — с воодушевлением добавила она, видя тучу, наползающую на мое лицо. Я так не думал, но идти пришлось. Понятия не имею, зачем Йевелин сделала это: нам было бы гораздо удобнее встретиться где-нибудь в укромном местечке Старой Мелодии. Если она не хотела видеть меня, могла бы прямо так и сказать. Значит, хотела. Я в очередной раз не мог понять ее мотивов.

Ройс Перингтон выручил меня, снабдив подобающим костюмом и порцией крайне скептических высказываний относительно любви короля и всего двора к дешевой показухе.

— В стране война, — горячо говорил этот маленький, суховатый, уже почти совсем лысый мужчина с волевым лицом и умным пронзительным взглядом. — В половине мелких поселений голод. У его величества никогда не найдется лишнего галлона зерна для своих подданных, но галлон рома для своих подхалимов — всегда пожалуйста.

Король Гийом, как оказалось, был большим почитателем крепких спиртных напитков. Граф Перингтон — нет.

— Ладно вам, мальчики, — щебетала Паулина по дороге в Ладаньерский замок, пытаясь разрядить обстановку, пока мы угрюмо тряслись на паршивой аленкурской дороге. На ремонтные работы у короля, видимо, денег тоже нет. — Развлекаться ведь как-то надо, не так ли?

Никогда не понимал, что некоторые находят в женщинах, которые притворяются дурами. Особенно такие, как Ройс Перингтон. Сам-то далеко не дурак. Не знаю, поверил ли он невинной сказке Паулины о блудном кузене, или просто любил ее достаточно сильно, чтобы признавать за ней право на личные тайны, но оп смолчал, когда она представила меня ему, только улыбнулся и пожал мне руку. Думаю, если бы он хоть сколько-нибудь подозревал меня в том, что на деле я не часть прошлого Паулины, а ее настоящее, ноги бы моей не было в их доме. Точнее, нога, может, и была бы, если бы он мне ее предварительно оторвал… В любом случае, Грея она бы так безболезненно ко двору не протащила.

Но Грею, на его счастье, королевский двор был ни к чему. Уверен, Грей сейчас поет похабные песни у костра где-то в Восточных Лесах, на поясе у него арбалет, а в голове — сладкая пустота. Я же, в отличие от него, стою в бальном зале королевской резиденции, рассматривая мутным взглядом расфуфыренных аристократов и всеми силами стараясь соответствовать. Сорочка Перингтона была узка мне в плечах, башмаки жали, шейный платок всё больше напоминал удавку, я взмок, как лошадь, и хотел либо умереть, либо напиться, а ведь вечер только начинался.

— Она будет ждать тебя в Зимнем Саду в час пополуночи, — передала мне Паулина еще в Мелодии. — Это самое удобное время: первый и второй королевские выходы уже позади, обстановка становится менее официальной.

— А почему нельзя выехать в полночь? — взвыл я: была только половина восьмого.

Паулина только посмотрела на меня и ничего не сказала. Мне стало немного стыдно. Она ведь вовсе не обязана делать всё это. Более того: вспоминая ее ласковые отзывы о маркизе Аннервиль, я понимал, что поручение не было для нее приятным. Неизвестно еще, что ей пришлось выслушать от Йевелин, прежде чем та согласилась. Можно немного и потерпеть. Терпел же я в Далланте, в конце-то концов.

Только в Далланте пировали в основном и так уже пьяные рыхлые рыцари и их потасканные дамы, манерами не особо отличающиеся от свиней и партизан, так что там я чувствовал себя более-менее в своей тарелке. Во всяком случае, меня никто никому не представлял. И мне не приходилось целовать три десятка сухоньких дамских ручек, все как одна воняющих смесью духов и пота. Сам напросился: граф Перинггон был достаточно уважаем, и кузен его жены не мог прошмыгнуть ко двору незамеченным. Только вот предупредили меня об этом за минуту до того, как передо мной выросла первая сияющая и блестящая пара высоких господ, жаждущих свести со мной знакомство.

— Лорд и леди Феррель. Мой брат виконт Соммерсен. Лорд и леди Павкерс. Мой брат виконт Соммерсен. Ее светлость леди Ребекка, вдовствующая герцогиня Абингемская. Мой брат виконт Соммерсен. Лорд и леди Везерс с дочерью Катрин. Мой брат виконт Соммерсен…