Журнал «Если» - 2008 № 03

— Падла… — один из нападавших аккуратно собрал обломки флэшки в полиэтиленовый пакетик.

Рядом заурчал мотор, и через минуту я остался в одиночестве — не считая потерявшего сознание Смиряги. Осторожно обогнув его тело, я бросился прочь и не останавливался, пока не выбежал на Садовое кольцо.

Тигра снова спала. Видимо, события последних дней вымотали ее по полной, а у меня она почувствовала себя в безопасности. Пахло жареной картошкой и мясом. В ванной лениво крутила барабаном стиральная машина.

Тигра уже обосновалась в спальне — на тумбочку вернулись тюбики и баночки, в распахнутом шкафу висели незнакомые вещи. Почему она все решает сама?

Я знал, рано или поздно нас ждет серьезный разговор. Но уже чувствовал, что моя решимость тает. Нельзя прощать так быстро. Да вообще прощать нельзя!..

Тигра повернулась на бок и причмокнула губами. Мое сердце заколотилось — все сто двадцать в минуту.

Я ушел в темный кабинет, включил компьютер. Мы знаем столько оттенков черного! Живая темнота, глянец стен, бархат мебели, вороново крыло штор окружали меня как верные друзья.

Хоть бы всё получилось… Я же не опер и не разведчик, я не могу просчитать все последствия своих поступков. Так хочется надеяться, что от нас отстанут, просто отстанут. Никто не знает, как изменила бы мир Дрюхина лампа — может быть, стала бы решением всех наших бед, а может быть, лишь усугубила бы ситуацию. И лет через пятьдесят нам перестало бы хватать не только света, но и воздуха. Я же не специалист и давно забыл то, чему меня учили.

Монитор засветился ярко и контрастно. Пораженный догадкой, я щелкнул выключателем. Комнату залило нестерпимое сияние. «Сорок ватт вкрутишь — уже буржуйкой обзывают», — вспомнил я бабушкин рассказ. Торопливо задернул шторы.

Да, я люблю Тигру. И хочу, чтобы она осталась здесь. И понимаю, что когда ей опять захочется «нового и сумасшедшего», то я снова ничего не смогу сделать. Пусть!

В прихожей протяжно зазвенел звонок. Я бросил взгляд на часы — половина второго ночи. Скрипнула кровать, и на пороге появилась Тигра. Она спросонья щурилась на свет.

«За-за-зу-за!» — надрывался звонок.

— Что это, Саушка? — спросила она.

Я не ответил. Едва попадая в клавиши, влез в почту и создал новое сообщение. Если нам сейчас обрубят телефонную линию, тогда все, мелькнула мысль. Не долго думая, я выбрал рассылку всем адресатам. Здесь были и школьные, и институтские друзья — каждый из них разберется в Дрюхиных записях не хуже меня. Вайт встала за спиной и, положив руки мне на плечи, молча смотрела, что я делаю.

Звонок скрежетал снова и снова, как циркулярная пила.

Вытянув из архива файлы, я прицепил их к письму. Указательный палец завис над клавишей ввода. Одно движение, и мир никогда уже не будет таким, как сейчас. Кто я такой, чтобы решать за всех — в попытке спасти собственную шкуру? Может быть, «субъективный фактор» — это последний шанс разглядеть наконец то главное, ради чего мы существуем? И, дав людям новую лампу, я снова отвлеку их от поисков света, скрытого в нас самих?…

Вайт перегнулась через меня и моим пальцем нажала ввод. Я закрыл глаза.

— Дрюшка сделал бы так же, — прошептала она у меня над ухом. — Я уверена.

Я прижал ее голову к своей щеке. «Сообщение отправлено».

— Звонят, — сказала Вайт.

В железной двери тамбура глазка не было. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, я оттянул тугую защелку. Из темноты лифтовой площадки ко мне шагнул смутно знакомый небритый мужик в потертой косухе из кожзама и обтрепанных трениках.

— Да сколько ж можно?! — возопил он. — Что у тебя со звонком? Мы ж только ремонт закончили! В ванной — потоп! На кухне — Ниагара!

Я наконец узнал своего соседа снизу. Он размахивал руками, показывая, как низвергаются воды с новых подвесных потолков, и тер пальцы перед моим носом, перечисляя цены на стройматериалы.

— Я ж и на улицу сбегал, по окнам гляжу — тут гулянка на полную, светом хоть площадь мости. А дверь, значит, тяжело открыть! У тебя вообще совесть есть?

— Совесть? — машинально переспросил я.

И совершенно по-Тигриному пожал плечами.

Спасибо, спасибо… — несколько озадаченно приговаривал доктор, пролистывая подаренную книжицу — тоненькую, беленькую, изданную за свой счет, и тем не менее настоящую, бумажную. — Знаете, не всякий бы еще рискнул… — Замолчал, вчитался. — «Серебряны Твои травы, и родники Твои зрячи…» — процитировал он с листа. Затем снял и принялся протирать очки.

Артём Стратополох — молодой литератор сорока двух лет от роду с гордо вскинутым узким лицом и несколько затравленным выражением глаз — ждал.

— Метафоры, — то ли скорбно, то ли мечтательно произнес доктор. Прекратил шлифовать линзы и, надевши очки, всмотрелся в Артёма преувеличенными зрачками.

— В смысле? — осторожно осведомился тот.

— Простите? — не понял доктор.

— В поэтическом смысле метафоры или в психиатрическом? — уточнил Артём.

Ответом была укоризненная улыбка.

— Ну, это вы, знаете, наотмашь, — мягко попрекнул доктор. — Конечно, в поэтическом! Но в чем-то вы правы, правы… Многие термины в литературе и в психиатрии, знаете ли, совпадают. Метафоры, метонимии… Или, допустим, амбивалентность. У нас это признак шизофрении. А у вас?

— Да и у нас тоже… — уныло откликнулся Артём.

То ли должность участкового психотерапевта была слишком выгодной, то ли слишком хлопотной, но угловой кабинетик в розовом особнячке постоянно переходил из рук в руки. И многое зависело от того, какое ты впечатление произведешь на нового хозяина при первой встрече.

Сам участковый (звали его Валерий Львович) впечатление производил весьма благоприятное. За столом сидел в штатском — так сказать, без чинов. Накрахмаленный докторский халат с орденом Красного Креста четвертой степени скромно висел в углу на плечиках. Белел как напоминание.

Словно бы невзначай Стратополох окинул взглядом книжную полку, которой здесь раньше, насколько помнится, не наблюдалось. Была она коротенькая, зато трехэтажная. На верхнем ярусе новенький трехтомник Безуглова и десяток книг по специальности. Внизу «Танки второй мировой войны» (издательство «Литературные памятники»), рядом поэтический сборник «Лист шалфея»… Стало быть, Валерий Львович и сам не чужд изящной словесности. Учтем.