Яцек Пекара - Танец Чёрных мантий

Из книги «Слуга Божий»

(перевод «Чёрная метка»)

Из большой плетёной корзины высыпали перед нами на пол отрубленные головы. Я тщательно их пересчитал. Восемь. Именно столько, сколько и должно быть.

— Ну, этих волколаков [2] [2] Волколак — в славянской мифологии оборотень, принимающий образ волка: это или колдун, принимающий звериный образ, или простой человек, чарами колдовства превращенный в волка. можем выкинуть из головы, — заметил сидящий рядом со мной Тадеуш Вагнер, и глянул краем глаза, оценил ли я его меткую, изящную шуточку.

Он пнул носком сапога одну из голов, та откатилась и ударилась о другую. Они сплелись свалявшимися, окровавленными бородами.

— Хорошая работа, — Вагнер похвалил людей, принёсших корзину, и дал им знак, что могут уйти.

— Глянь-ка, какая красотка, — сказал он уже мне, показывая голову молодой женщины с длинными светлыми волосами, теперь вымазанными грязно-красным. — Вот уж не было ей чем заняться…

— Люди сошли с ума, — я вздохнул. — Чем дольше живу, чем больше вижу, тем сильнее в этом убеждаюсь.

Семь мужчин и девушка, чья красота пленила Вагнера, входили в шайку волколаков, держащих в страхе округу. Переодевшись в звериные шкуры, они нападали на путников или крестьян, используя в стычках зубы и когти. Поскольку обычно они имели перевес не менее четырёх к одному, а жертвами чаще всего выбирали стариков, женщин или детей, то им удалось убить несколько десятков человек, прежде чем они были схвачены, повешены, а затем обезглавлены. Их безголовые останки мы приказали положить на рынке, дабы служили предупреждением другим деятелям, ищущим приключений. Головы же будут насажены на копья и украсят городскую заставу. Также для предостережения.

Вообще-то, это не мы, инквизиторы, обязаны заниматься этими ряжеными, но местные жители были так напуганы (внушили себе, что волколаки неуязвимы для любого оружия, созданного руками человека, и ходили, вооружившись склянками со святой водой), что мы были вынуждены сами взяться за дело. И таким вот образом городок Кобриц был избавлен от волколакской напасти, а я и Вагнер могли спокойно вернуться в резиденцию Инквизиции в Равенсбурге, где помимо нас постоянно пребывало ещё два других инквизитора, опекающих весь округ.

— Что ж, выставляем счёт бургомистру и домой, — подытожил Вагнер. Его грубо отёсанное квадратное лицо осветилось улыбкой.

— Аминь, — пробурчал я.

Выслеживание шайки заняло у нас около двух недель. И поверьте мне, дети мои, эта работа была недостойна инквизиторских способностей и времени, пожертвованного служителями Святой Службы. Единственной выгодой от этой заварухи было то, что бургомистру придётся изрядно зачерпнуть из городской казны, дабы вознаградить наш труд. Так договорился с ним Генрих Поммел [3] [3] Pommel — яблочко (от лат.), противовес на конце рукояти холодного оружия. Пекара часто использует «говорящие» имена и фамилии: здесь намёк на функции Поммела в Инквизиции и на черты его характера. , представитель и глава равенбургской Инквизиции. Человек, который даже собственной матери выставил бы счёт за то, что его родила. Я солгал бы, однако, говоря, что мы не ценили его за эти таланты. Инквизиторское жалованье не относится к наивысшим, а благодаря инициативе и предприимчивости Поммела, время от времени в кошельке вашего покорного слуги заводились лишние монеты. Конечно, самому Поммелу перепадало при этом больше всех, но мы не собирались с ним спорить. Во-первых, инквизиторы связаны служебной иерархией (в идеале, это должно действовать в обе стороны), а во-вторых, старое купеческое правило гласило, что лучше иметь десять процентов от ста дукатов, чем ноль процентов от тысячи. И в связи с этим бедный Мордимер [4] [4] Mordimer — Мортимер, мёртвое море (от старофранц.). Герменевтика (от греческого hermeneutikos — разъясняющий, истолковывающий), искусство толкования текстов. был счастлив, что порой может себе позволить нечто большее, чем лишь чёрствый хлеб, запитый кружкой воды.

При всем своей предприимчивости, ловкости и цинизме Генрих Поммел был почти идеальным начальником. Почему? Ну, потому, что радовался успехам подчинённых, искренне желая, чтобы мы снискали величайшую честь, какая только может ожидать инквизитора, а именно получили лицензию Его Преосвященства епископа Хез-хезрона либо лицензию Апостольской Столицы. Он сам давным-давно мог уже покинуть Равенсбург и работать в Хез-хезроне под оком самого епископа, но предпочитал провинциальный покой вечной спешке и вечной неразберихе, царящих в большой метрополии.

Я понимал его и, в то же время, жалел, что удобства обыденной жизни притушили в нем жар, который должен пылать в сердце каждого инквизитора. Ведь место черных мантий, как нас порой называют, находится там, где царит больше всего зла и несправедливости. А такими местами были как раз Апостольская Столица — Хез-хезрон или Энгелштатд, столица нашей могущественной Империи. Это там цветут ереси, там отступники замышляют свои мерзкие планы, там в тайных лабораториях чернокнижники вызывают демонов, а ученые познают тайны чёрной магии.

— Может, в завершение устроим какой-нибудь ужин? — спросил Вагнер. — Много винца, много жратвы, девки, музыканты. Что ты на это, Мордимер?

— Если городской совет заплатит, — я оторвался от благочестивых мыслей.

— Заплатит, заплатит, — усмехнулся он. — Ведь им не ведомо, а не будут ли через месяц или год снова нуждаться в нашей помощи. И, тогда, не захотели бы, пожалуй, чтобы помнилось, как мы покинули Кобритц голодными и жаждущими…

— Святая правда, Тадэуш, — поддакнул я.

Горожане были нам искренне признательны за истребление шайки волколаков, поэтому устроили ужин, может не роскошный, но, по меньшей мере, пристойный. За длинными столами, поставленными в виде подковы и накрытыми белоснежными скатертями, расселись отцы города, местный священник, аптекарь, несколько зажиточных купцов. Некоторые пришли с женами, иные с дочерьми, также я заметил четырёх молодых и вполне симпатичных женщин, которые никак не походили на жён или дочек. Столь же трудно было не заметить, что жёны горожан поглядывали в их сторону, по меньшей мере, недружелюбно. Видать, не привыкли к присутствию девок за пиршественным столом.