Эллен Кашнер - Томас Рифмач

— Госпожа, — запротестовал я, — ни в одной песне я никогда не слышал о подобной участи. Она тепло улыбнулась.

— Но это ведь твоя история, Томас, и конца ее ты не знаешь. И раз уж ты так хорошо обучен премудростям Волшебной Страны, то я могу и не добавлять, что никому из смертных нельзя есть здешнюю еду. Голода можешь не бояться, кормить тебя будут хорошо.

И снова этот гнет власти; отныне моя судьба в ее руках, она ставит условия, и я должен подчиняться, как приходилось подчиняться и раньше (почти всегда) требованиям прочих великих. Не теряя достоинства, я низко поклонился королеве.

— Как изволите.

Что бы она ни говорила, дорога меня влекла к ней.

Королева свистом подозвала коня, и прекрасное животное примчалось рысью. Только королева все медлила, вертя в руках венок из листьев и ягод. Потом, пожав плечами, бросила его высоко вверх и венок пропал из вида. Королева вскочила в седло и помогла мне усесться за ее спиной.

Светлая дорожка начиналась почти у наших ног, в траве сада. Конь пошел по ней, как любой обычный конь по любой нормальной дороге. Вокруг расстилались: поле, деревья, далекие холмы. На сердце было легко, и я запел, запел весело, как пел, бывало, еще мальчишкой.

Королева рассмеялась и подхватила припев: «О ракита, пригожая ракита…» [2] Есть выражение: «То marry over a broom stick» — «Повенчать вокруг ракитового куста».

Мы пересекли ручей по хорошенькому горбатому мостику.

— Госпожа, — спросил я, — разве в этой стране нет жителей?

Она повернулась в седле и лукаво посмотрела на меня.

— Но, Томас, они же вокруг тебя!

Я почувствовал, как краснею от растерянности.

— Ты должен научиться смотреть. Со временем это придет.

Я вертел головой во все стороны и все равно ничего не видел. Мы как раз проезжали через березовую рощу, свет пробивался сквозь зеленые листья.

— Посмотри вон на то дерево, — тихо сказала она, указывая подбородком. — Только смотри искоса.

Я повернул голову и уголком глаза уловил контур женской фигуры, высокой, белой, с серебристыми волосами.

— Ты видел?

— Женщина…

— Да. Это одна из моих…

Я не понял, что она имела в виду: одна из моих подданных, слуг или даже детей. Я снова скосил глаза и… едва не свалился с седла. Нимфа, или кто она там была, ответила мне неожиданно неприличным жестом. Во всяком случае, среди людей его бы сочли весьма неприличным.

Королева рассмеялась.

— Слух о твоем появлении опережает нас. Помни же: ни с кем из них ты не должен заговаривать.

А я и не собирался. Просто повернулся спиной к этой проказнице.

— Ты все еще мальчишка, — сказала королева без всякого недовольства.

— Я себя так и чувствую, — честно признался я.

— Как мальчишка на празднике.

Вспомнив наши земные праздники, я начал рассказывать о них королеве. Давно забытые эпизоды так и сыпались из меня. Пока говорил, я стал замечать краем глаза и других жителей этой страны: одни — высокие и изящные, как сама королева, другие — такие крохотные, словно пичужки.

Не слышно было птиц в этом лесу. Только звон колокольчиков на сбруе, стук копыт по тропе, шелест ветра в ветвях да отдаленный плеск ручья — и все эти звуки покрывал мой собственный голос. Меня несло. Я рассказывал о моей прежней жизни, о детстве, давно забытом, как мне казалось, а тут словно все вдруг вернулось, и чувства, и мысли.

— Стало быть, твоя кошка тоже была хорошей охотницей? — переспросила королева.

Я стал отвечать, но услышав собственный голос, осекся.

— Госпожа… я… — Но почему я болтаю о своем прошлом с Королевой Эльфов? Как мог я покинуть свой мир ради нее? — Пожалуйста, — промямлил я, попытался собрать остатки достоинства и с трудом произнес: — Лучше уж я буду молчать.

— Это вряд ли, — сказала она ласково-рассудительно и рассмеялась. — Ты думаешь, что зачарован? Так, Томас?

Не терплю, когда меня высмеивают. К тому же у меня хватало причин считать себя зачарованным.

— На тебе нет чар, — произнесла королева. — Но ты теперь мой.

— А если я не хочу?

— Тогда ты, конечно же, будешь молчать. Но почему, дорогой мой? Разве смысл твоей жизни не в том, чтобы доставлять радость людям своим голосом, умом, речами? Ты всегда знал, как стать полезным. Теперь ты будешь полезным мне и доставишь мне удовольствие. Ты всегда будешь знать, когда надо спеть для меня, или поцеловать меня, или принести питье, или оставить одну.

— Для меня это звучит как волшебство.

— Конечно, это и есть волшебство. Я сама — волшебство! Я — Королева Эльфийской Страны, Томас, мне нет нужды зачаровывать тебя.

Оказалось, даже ее слова будят во мне страсть. Я попытался скрыть, это неуклюжей шуткой.

— Тогда я надеюсь развлечь тебя кое-чем получше историй о зверьках маленького мальчишки.

— Надейся, — ответила она довольно равнодушно. — Я все равно получу все твои истории, прежде чем закончится срок.

В ответ я обнял ее и прижал к груди. И чуть не свалился, когда конь внезапно понес, закинув голову. Белый голубь метнулся через тропу прямо под ноги коню. Послышался слабый свист, и серебряная стрела вонзилась в Ствол дерева над нашими головами.

Королева легко обуздала коня, протянула руку, и голубь опустился к ней на запястье как раз в тот момент, когда навстречу нам появилось еще одно животное.

Это был вороной жеребец, самый огромный из всех, каких я когда-либо видел. Управлял этой громадиной мужчина весь в черном, с длинными угольно-черными волосами. В руке у него был длинный лук. Увидев нас, он натянул поводья, так что конь, закинув голову, вздыбился.

Королева сидела в седле не шелохнувшись, и голубь у нее на руке застыл, как алебастровый.

— Ну, братец, — холодно обратилась она к всаднику, — как это понимать?

Лицо эльфа-мужчины было таким же твердым и ледяным, как и ее собственное.

— Я просто охотился, сестра, — бесстрастным голосом ответил он.

— Да? Надо бы отдать твои глаза пожевать Безымянному. Они плохо стали служить тебе, иначе ты бы разглядел, что этот голубь — из моих.

— Недолго ему быть твоим, — молвил охотник.

— Время его почти истекло. И он до сих пор не сумел.

— Вот когда он не сумеет, тогда можешь охотиться на него, сколько влезет. А сейчас… — она подняла руку, и голубь взлетел, но продолжал кружиться вокруг, словно боялся покинуть святилище. -

Охотник рассмеялся.

— О сестра! Сколько же ты выказываешь милосердия! Однако не только ты бываешь в Срединном Мире. Я проследил за голубем там и наблюдал его слабые попытки. Ты бы смеялась до колик: бедный бессловесный голубь, на их взгляд, — самая обычная птица, и так тщится привлечь к себе внимание.